А когда ее подвижные длинные пальцы проникли ему под рубашку, Роман ощутил сильный прилив возбуждения, так давно им не испытываемого…
4
Валентин
Итак, я сижу на своем любимом гамбсовском стуле и перебираю фотокарточки.
На них очень красивая девочка. Ей двенадцать. Она пропала. Ее нет уже больше месяца. И хотя о самом ее существовании я узнал лишь час назад, я уже чувствую, что это будет самое волнующее дело из всех, за которые я брался.
Тем прискорбнее, если этой девочки уже нет в живых. А такой вариант, к сожалению, не просто нельзя исключать, он даже весьма вероятен. Все дело в том, что девочка, повторяю, невероятно, неправдоподобно красива. И если она бесследно исчезла, убийство на сексуальной почве — едва ли не самое верное предположение…
Разумеется, я ничего не сказал об этих догадках ее отцу. Он и без того неприятный тип. Кинорежиссер. Я уже имел с ними дело. Гнусная порода. Хуже только киноактеры…
Но я взялся за это дело в последнюю очередь ради отца девочки и его паршивых денег. Меня покорила и тронула именно она — Азия. Признаться, если бы папаша-режиссер отказался иметь со мной дело, я все равно отправился бы ее искать… Затрудняюсь даже сказать, что происходит. Я словно бы с первого взгляда влюбился в эту девчушку. Втрескался по фотографии, как какой-нибудь слюнявый школьник…
Да, ее зовут Азия… Странное имя. Странная внешность. Чувствую, она и во всех остальных отношениях очень странная — эта Азия. Кажется, она, как принято говорить, слишком хороша для этого мира…
Неудивительно, что ее отец без ума от нее. Он рассказал мне о собственных поисках. Я просто диву давался. Папаша сделал едва ли не все возможное — тщательно прошерстил все маршруты, которыми передвигалась его дочка, переворошил всю жизнь, которой она жила…
А жила она как будто бы обычно. Школа, дом, подруги. До мальчиков дело вроде бы еще не дошло, по крайней мере, папаша в этом уверен.
Что еще? Кино, библиотека, бассейн. Негусто.
И ни одного свидетеля, который дал бы следопыту-режиссеру хоть малейшую зацепку.
Не раскопала ничего и милиция, впрочем, от этих охламонов, как водится, не приходится ждать подвигов.
Спрашивается: что тут могу поделать я?
Мой ответ: пока и сам не знаю.
Только я печенкой чую — история экстраординарная. И подходить к ней надо соответствующим образом.
Если это маньяк-извращенец, любитель маленьких девочек, то он, как минимум, не идиот. А уже одно это стоит признать экстраординарным…
Ладно, допустим, гипотетический маньяк по чистой случайности остался незамеченным, когда делал свое грязное дело. Но уж труп-то несчастной жертвы как-нибудь всплыл бы за целый месяц…
Если трупа нет, это внушает определенную надежду, что Азия жива.
Но если она сейчас живет, то в каких условиях? Быть может, ее теперешняя жизнь хуже всякой смерти… И при таком раскладе ей опять же осталось совсем недолго.
Если теоретический маньяк держит ее в плену, то он умен. А если при этом Азия — абсолютно случайная и спонтанная его жертва, то поиски этого маньяка уподобляются ловле рыбы одними зубами… Но уж коли эта рыбка попадется мне в пасть, я самолично откушу ей голову…
Хотя, по совести говоря, шанс на успех есть у меня лишь в том случае, если Азия была неслучайной жертвой.
Папаша обмолвился, что кто-то из съемочной группы может что-то знать… Откуда он это взял, ума не приложу. Тут папаша явно темнит…
А если он темнит в таком важном деле, то не замешан ли он сам? Этого тоже нельзя исключать. Да, он без ума от дочери, но как-то уж слишком без ума. Не он ли сам виновник?
Зачем ему тогда обращаться ко мне? Возможно, надеется, что хотя бы я выведу его на чистую воду. И тем избавлю от мук совести, которые его гложут… Все эти «художники» — они же такие. Ожившие персонажи Достоевского…
Впрочем, чутье подсказывает мне, что вариант с папашей куда маловероятнее, чем с умным маньяком.
Но версию про причастность съемочной группы я, пожалуй, проверю. Даже, наверное, именно с нее и начну.
Прошла всего лишь пара дней с того момента, как я узнал о существовании Азии, но в направлении ее поиска мною сделано уже немало. Точнее — не сделано, а узнано. И все благодаря Мише — осветителю из группы Воронова.
Я с ним сдружился, с этим Мишей. Славный парень. Мы почти сразу стали друг для друга Мишей и Валей.
Признаться, до этого я относился к осветителям, как к быдлу. Но Миша в одиночку опровергает любые презрительные мнения о своей профессии. Он умен, воспитан, даже по-своему интеллигентен. А главное, он чертовски наблюдателен.