Об Элле на протяжении всех этих дней Роман практически не думал. О самом ее существовании он вспоминал лишь в те редкие минуты, когда забегал домой.
Спал он теперь отдельно — в комнате Азии.
Элла же никак (по крайней мере, внешне) не реагировала ни на исчезновение дочери, ни на мучения Романа. Она не принимала участия в поисках, не произносила ни слова на эту тему и вообще как будто превратилась в еле заметную тень, почти неслышно присутствующую в их общей с Романом квартире.
Отцом Эллы был русский дипломат Иван Дикобразов, в двадцатые годы служивший в советском посольстве в Токио. Там он познакомился с красивой японской девушкой Матико, на которой вскоре и женился.
В начале 1930-х, когда японцы вторглись в Маньчжурию и отношения между Японией и СССР осложнились, Иван вернулся в Москву, куда привез с собой и Матико.
В 1933 году у Ивана и Матико родилась дочь Элла.
Когда началась Великая Отечественная, Иван ушел на фронт добровольцем, не пожелав воспользоваться предоставленной ему бронью.
В течение четырех лет он ни разу не был ранен, но летом 1945 года был отправлен на Первый Дальневосточный фронт, где советские войска помогали братским монголам громить Квантунскую армию.
Там-то Иван и был сражен японской пулей.
Получив известие о гибели мужа, без памяти любившая его Матико совершила харакири кухонным ножом. Это случилось прямо на глазах у ее двенадцатилетней дочери Эллы.
Об этом Элла рассказала Роману лишь недавно — Азия тогда уже ходила в школу.
И Роман сделал вывод, что именно этим трагическим происшествием следует объяснить наличие некоторых странностей в характере Эллы, которые обнаружились опять-таки не сразу, а лишь после рождения Азии.
До замужества Элла была талантливой киноактрисой, сыгравшей несколько заметных ролей в фильмах 1950-х годов. К сожалению, ее яркая внешность полукровки была не слишком востребована в советском кино.
В 1951 году Роман — тогда начинающий режиссер «Мосфильма» — экранизировал лермонтовскую «Бэлу». На роль заглавной героини он и утвердил Эллу Дикобразову.
Вскоре после съемок режиссер и актриса поженились.
В 1953-м у них родилась дочь, для которой Роман выбрал имя Азия, сокращенно — Ася.
Элла после рождения ребенка оставила кинематограф и стала домохозяйкой.
Роман, напротив, не вылезал из бесконечных съемок, которые к тому же предпочитал осуществлять на натуре. За пятнадцать лет активной кинорежиссерской работы он побывал (и поснимал) во всех уголках Советского Союза.
До поры до времени Роман считал, что Элла прекрасно воспитывает их дочь.
Однако жена почему-то год от года становилась все более замкнутой. Роман заметно охлаждался к ней и все больше привязывался к Азии, которую, впрочем, видел нечасто.
Но теперь… теперь все будет по-другому. Когда он найдет Азию, он будет проводить с ней все свободное время. И не только свободное — он станет брать ее с собой на съемки. Ну конечно! Она ведь уже взрослая… А этой ее бесчувственной матери Роман теперь ни за что не доверит Азию. Все, хватит: настал его черед заниматься их общим ребенком!
К началу апреля Роман пришел к выводу, что ему во что бы то ни стало следует выполнить требования, поставленные неизвестным маньяком в полоумном письме.
Другого выхода у Романа просто не было. Он сделал все, что мог. Осталась только эта, последняя возможность…
Собравшись с мыслями, Роман взял с полки томик Гоголя и за один вечер написал киносценарий по его повести «Нос».
На следующий день он отправился с этим сценарием к директору «Мосфильма» Сурину.
— Добрый день, Владимир Николаевич, — тихо, без интонации произнес Роман, входя в кабинет директора.
— А, Роман Родионыч, — протянул Сурин. — Заходите, заходите…
Директор, разумеется, знал о беде, постигшей Романа. Поэтому он заранее приготовился отнестись участливо к любой его просьбе. Однако просьба (если только ее можно было так назвать) Романа застала Сурина врасплох.
— Вот заявка на киносценарий, — объявил Роман, кладя перед директором листок бумаги. — А вот сам сценарий, — добавил он, положив следом тонкую папку с несколькими машинописными листами.
— Так-так, любопытно, — пробормотал Сурин и стал читать заявку. — Ага, Гоголь! Николай, значит, Васильевич… Повесть «Нос»… Гм…
Директор отложил листок в сторону и призадумался. Роман смотрел на него устало-безразличными глазами.
— Позвольте, Роман Родионыч, — вдруг вспомнил Сурин. — Я еще подумал, где это я недавно… По телевидению буквально месяц или два назад была постановка. Именно эта — «Нос» Гоголя!