И, сняв телефонную трубку, министр приказал соединить его с директором «Мосфильма».
Уже к середине апреля все было готово к съемкам.
Роман собрал группу преимущественно из тех, с кем работал раньше. Художником-постановщиком стал Евгений Куманьков, оператором-постановщиком — Сергей Полуянов… Над музыкой к будущему фильму уже начал работать Борис Чайковский.
Были утверждены и актеры.
Роман действительно пригласил Юрия Никулина, но не на главную, а на второстепенную роль — цирюльника Ивана Яковлевича.
Главного же персонажа — майора Ковалева — должен был сыграть Юрий Яковлев.
Также в картину попали два Евгения: Леонов (слуга Ковалева) и Евстигнеев (чиновник в газетной экспедиции).
Роль самого Носа согласился исполнить друг Романа — и тоже кинорежиссер — Владимир Басов.
Всех удивило только желание Романа полностью снять картину в павильонах «Мосфильма» вместо напрашивающегося, казалось бы, решения снимать на натуре, в тех самых петербургских местах, которые описаны в повести.
— Да нет, Роман, что-то не то ты делаешь, — сказал Воронову Басов за день до съемок. — Ты посмотри только… — Он открыл томик Гоголя и стал водить пальцами по страницам: — Вот, Иван Яковлевич живет на Вознесенском проспекте… Выкидывает нос в Неву на Исаакиевском мосту… Майор встречается с Носом в Казанском соборе… Да ты ведь и сам все это знаешь! Какого же черта мы не снимаем в Ленинграде?
— Режиссер в данном случае — я, — холодно напомнил Басову Роман. — А ты тут — только приглашенный актер.
— Но ты мне объясни, может я пойму? — не успокаивался Владимир. — Какую такую художественную задачу ты вкладываешь в эту павильонщину? Тем более за тобой этого никогда не водилось… Беднягу Куманькова только напрасной работой загрузил…
— Если бы снимали в Ленинграде, можно было обойтись вовсе без художника, — поморщился Роман. — А причина, как ты выразился, павильонщины одна — так будет быстрее.
— А куда торопиться? — пожал плечами Басов.
Роман посмотрел на него с ненавистью:
— Значит, есть на то причины…
— Может быть, все-таки скажешь о них?
— Если хочешь знать, я просто остыл к этой картине, — сквозь зубы выдавил Роман.
— Как — уже? — ахнул Басов. — Еще и снимать не начали!
— Ничего не поделаешь, — развел Роман руками.
— Ну так не снимай! Откажись. Еще не поздно…
— Нет, я сниму. Быстро, но сниму. И забуду об этом.
Басов хмыкнул:
— Мог бы и сразу сказать… А то мне не особо хочется в халтуре участвовать.
— Халтуры не будет, — заверил Роман. — Будет добротная скромная картина. Просто снятая в павильоне.
— Вообще, странно как-то, — протянул Басов. — Я всегда считал тебя самым, так сказать, знающим режиссером на студии. Мы же все всегда сомневаемся, и я в том числе… Но про тебя я и подумать такое не мог…
— Что ж, теперь ты знаешь, что я ничем не отличаюсь… Ну так что — будем работать?
— Будем, — вяло ответил Басов.
— И режиссер на площадке один, согласен?
— Ты же меня знаешь! Когда я только актер, я только актер. Я же не на площадке этот разговор с тобой затеял, а наедине. По дружбе.
— Да, извини, — кивнул Роман. — Рад, что проявляешь солидарность. Я ведь вижу: материал тебе не очень…
— Да нет, нормально, — не слишком горячо возразил Басов. Он, разумеется, ни за что не признался бы товарищу, что согласился сниматься у него прежде всего потому, что посчитал бы бессовестным отказать человеку, пережившему — и до сих пор переживающему — такую утрату…
Первый день съемок проходил 25 апреля.
Во время обеденного перерыва ассистентка нашла Романа в буфете и сообщила:
— Роман Родионыч, вас к телефону…
— Кто там? — поморщился Роман, с отвращением дожевывая невкусный бутерброд.
— Не знаю, — пожала плечами ассистентка. — Говорят, срочно…
«Может, из милиции?» — мелькнуло в голове у Романа, и он поспешил к аппарату.
— Да-да, Воронов, слушаю, — быстро сказал он в дожидавшуюся его трубку.
— Здравствуйте, товарищ Воронов, — послышался вкрадчивый голос на том конце провода.
— Здравствуйте-здравствуйте, с кем я говорю? — поторопил Роман.
— Вы сейчас один? — ответил голос вопросом на вопрос.
— Один! — подтвердил Роман и сделал ассистентке знак, что она может идти.
— Это очень важно, чтобы вы были один, — с прежней медлительностью продолжал голос. — Это в ваших интересах, понимаете?
Роман похолодел.
— Кто это? — уже другим тоном повторил он.