И как же больно было Сильвестру лишиться учителя. Как разрывалось сердце от тоски и горечи! Ни на минуту, ни на секунду не поверил астролог, что учитель виновен. Его могли оболгать, обмануть – да что угодно! Но чтобы он сам отравил государя?!
Никогда!
Бред!
И конечно, когда после казни Симеона его нашли иезуиты, Сильвестр не ответил отказом. Он мстил? Просто сводил счеты?
Он и сам не знал, но, рассказывая о том, чему бывал свидетелем, пытаясь подобраться поближе к царской семье, по капле вливая яд то в одни, то в другие уши, утолял грызущее чувство ненависти внутри себя.
Не поняли? Не оценили?! Так другие нашлись! И побольше вас заплатят.
И вы – заплатите.
Но все же…
Последнее время Сильвестр нюхом чувствовал – не то. Вроде и улыбались ему, как прежде, и запретов не было, и вдовствующая царица его принимала ласково, но что-то в глубине души просто кричало: БЕГИ!!!
Видимо, он устал. Отдохнуть бы… На богомолье, что ли, съездить? Сеть он раскинул хорошую, широкую, какое-то время и без него поработают, а он вернется, соберет все сведения да и понесет своим хозяевам в клювике.
Поделом вам, твари романовские!
Скрипнула дверь.
Сильвестр обернулся – и вежливо улыбнулся. Встал, склонился в полупоклоне. В его покои быстрым резким шагом вошла царевна Софья. Да не одна, а еще с четырьмя казаками.
– Государыня?
Всем видом он словно спрашивал, чем может быть полезен. Но в ответ получил ледяную улыбку.
– Твоя служба закончена, Медведев.
На плечах сомкнулись жесткие цепкие руки – не стряхнешь, не вырвешься. Софья прошлась по его покоям, словно по своим. Усмехнулась, отбросила носком сапожка ковер с пола.
– Этого к Ромодановскому, а мне достать все из тайника. И здесь есть еще один тайник, в спальне. Его тоже вытряхнуть, но осторожно. Мало ли – иезуитская шкура.
Сильвестр забился в руках у казаков. Двое держали его, один ощупывал тайник, второй направился в спальню. Сильвестр понимал, что надо бы оправдываться, спорить, просить… язык не поворачивался под взглядом темных глаз.
Царевна знала все. Явно знала.
Но откуда?!
Как?!
Видимо, такое изумление было на его лице, что царевна соизволила… поиздеваться над противником?
– Я давно все знаю. Но раньше ты не хотел сбежать и был удобен. Я столько информации через тебя слила – приятно припомнить. – Ухмылка на губах царевны была змеиной, иначе не скажешь. – Но сейчас ты перешел границы дозволенного. Любава была последней каплей.
И Сильвестр с ужасом понял, что он… что его…
– Ты знала?!
– Конечно. А ты думал, что ученику подлеца Полоцкого позволено остаться без пригляда? – Красивые губки сжались в брезгливой гримасе.
– Не смей так! – задохнулся от ненависти Сильвестр.
Софья передернула плечами.
– К Ромодановскому.
Казаки поволокли астролога по лестнице, не обращая внимания ни на крики, ни на попытки вырваться. Софья продолжила обследовать его покои.
Пошпионил? Пора и на дыбе повисеть.
Поговорку про кататься и саночки еще никто не отменял.
Его величество Людовик XIV, христианнейший Король-Солнце был недоволен.
Даже не так.
Его величество был настолько недоволен, что, ей-ей, желание провалиться под землю испытывали даже деревья в парке. Увы: придворные о таком счастье даже мечтать не могли и только молились, чтобы гроза прошла мимо.
А она грянула.
Да какая! С воем и грохотом!
Какая тварь слила в мир информацию о черных мессах – бог весть, но ухватились за нее и руками и ногами. Германские княжества – потому что терпеть не могли Людовика; англичане – по причине вечной нелюбви к французам; голландцы – ну, те понятно; Испания – еще бы! А ведь казалось: сколько раз воевали… французы с испанцами, испанцы – с французами… Почти родными стали – и так полоскать грязное белье французского двора. Какое низкое испанское коварство!
Неизвестно, сколько в грязной волне сплетен было правды, а сколько лжи, но…
Ла Рейни потирал руки.
Катрин Монвуазен едва удалось спасти от разъяренной толпы, заточив в Бастилию, а вот особой стойкостью дама не отличалась, вмиг заложив всех. И кого знала, и кого не знала. И имена звучали такие…
Герцог де Вивонн и его жена, племянница покойного кардинала Мазарини (кардинала!!!), графиня де Суассон, маршал Люксембург и самое страшное.