— Наверное, я не права… А вдруг такие, как ты, не знающие никаких комплексов неполноценности, и вырастут добрыми, человечными?! Иногда во мне говорит мрачный опыт человека, достаточно битого жизнью, но стала ли я лучше от моего прошлого?!
Она засмеялась.
— Ладно, оставайся таким, какой есть!
Я приложил ладонь к виску.
— Есть, обязуюсь сохраниться без усушки и утруски.
Давно я ничего не записывал, не тянуло. Видно, мое бумагомарание — остаток младенчества, в институте на это нет времени, да и смешно. С моим ростом дневничок кропать?!
Но вчера были у Осы, «великое нашествие»! Приехала с Чукотки Костикова, Варька решила собрать наших, кого смогла обзвонила, «чтоб других посмотреть и себя показать, все-таки почти три года прошло…».
Осу решили не предупреждать, чтоб не тратилась, свалились как снег на голову. А они только из отпуска приехали, в холодильнике и петух не кукарекал, как моя мама любит говорить. Но мы притащили картошку, Костикова принесла какую-то северную вяленую рыбу, а я зеленый чай из Узбекистана. Гениальнее всего поступил Мамедов. Пошел с Куровым в ближайший ресторан и попросил нарезанный хлеб. Перед этими красавчиками официантки не устояли, вручили две бутылки шампанского, хлеб и несколько коробок конфет.
Все шумели, смеялись, а я разглядывал Костикову, удивляясь, как эта девчонка изменилась. Она стриглась, как и раньше, коротко, но лицо ее стало красноватым, круглым и очень взрослым, нос явно уменьшился.
— Я поступила в народный театр, — говорила кому-то Комова своим бархатным голосом, — у нас руководительница — йог, часами может на голове стоять и нас учит…
— Новый способ поумнеть? — спросил какой-то незнакомый парень, и только потом я понял, что это Петриков. Ну совершенно другой человек. Пострижен нормально, одет в костюм темный, я тут же стал высматривать Лужину и даже присвистнул, когда она из кухни вошла. Красивая, аж жуть.
Но с Петряковым у них, кажется, черепки врозь, он даже в ее сторону не смотрел.
Костикова допивала свое шампанское с таким видом, точно она никуда не уезжала.
— Ты надолго? Когда обратно? Кем работаешь? Где была? Там хорошие заработки? Замуж не вышла? Плавать не пришлось? — За столом все сразу загалдели, но Костикова была совершенно невозмутима. Она смотрела на нас чуть иронически, потом сказала:
— Приехала учиться. Буду поступать в институт.
Единственная наша путешественница?!
— В какой институт? — спросила Чагова, она очень поправилась, и ей можно было дать лет тридцать. Хочешь — в медицинский, я тебя могу связать с толковыми репетиторами…
Костикова хмыкнула. С трудом мы выцарапали, что она исколесила весь Север, была проводником товарных поездов, плавала дневальной на ледоколе, работала на плавбазе. И там «заболела» рыбой.
— Вы даже не представляете, какие теперь способы лова! Скоро рыбы совсем не будет, а кто из-за этого пострадает? Наши дети даже не знают, что такое рыба. Одно всех волнует — план, давай план, от него и заработок…
— Стоит так переживать из-за рыбы-вульгарис! — сказал снисходительно Мамедов. Он выглядел значительно взрослее меня, и голос стал барственный, как у некоторых актеров, он в институте пошел по профсоюзной линии.
— Но надо же за что-то бороться! — Костикова сразу потеряла свою умудренность. Я вспомнил, как они призывала всех уехать из Москвы искать судьбу…
Чагова и Лужина смотрели на нее с усмешкой. Куров иронически, только Оса прищурилась, точно сравнивая нас и ее…
Костикова вздохнула, она больше не спорила.
Мы вышли с Петряковым покурить, ему было не по себе на этой встрече, что-то нас разделило, а что — я не мог понять…
Петряков зевал совершенно безостановочно, а потом сказал, что ради билетов на Райкина три ночи в очереди простоял.
На моем лице, видно, отразилось удивление, и он добавил:
— Моя половина очень его ценит…
— Ты женат?
Он гордо улыбнулся.
— Да, уж год. Она инженер у нас в цехе.
— Красивая?
— Скорее наоборот. И старше меня на три года. Но я ее на десять Лужиных не променяю.
Он вскинул голову с вызовом, точно я спорил.
— Удивлен? Вы же все в классе меня за придурка держали…
Я усмехнулся, в общем, он был недалек от истины.
Улыбка изменила лицо Петрякова, никогда у него такой не видел, такой умной, что ли…
— Я сначала за ней смеху ради волочился, ребята в цехе натравили. А она и не поняла.
Он говорил, не замечая, что сигарета его погасла и затягивается он впустую…
— А тут заболела, ну я страхделегат, пошел навестить. А у нее комната метров девять: тахта, стол — остальное книги. Представляешь, сама накрыта стареньким пальто, наши девчонки в школе такое бы не надели.