Вернувшись в комнату, Панин принялся считать деньги. Я внимательно следила за подсчетами и в нужный момент прервала их:
– Стоп! На бабоукладчик тебе уже хватает! Остальное пойдет на уху... Сам же говорил: брат Музыка помирает.
Панин, кажется, находился в легком замешательстве. Он мялся у двери и подкашливал в кулак.
– Возможно, тебе это будет неприятно... – свое роковое признание он предварил глубоким вздохом, – однако, как честный человек, я должен сделать следующее заявление... Я еду предаваться любовным утехам.
Я расхохоталась, поманила его пальцем; Панин подошел, присел со мной рядом на краешек "ложа прессы"; я погладила его по голове:
– Старый ты стал, дедушка Панин, а туда же...
В самом деле, милый друг детства, в последнее время ты если и приглашал меня занять это, слишком хорошо мне знакомое место в "ложе", то почему-то проделывал это несколько вяло и даже застенчиво, не то что прежде... Черт его знает, любила ли я тебя, наверное, все-таки нет. Равно, как и ты меня... Теперь я понимаю: не стягивал с тобой инстинкт. Какой инстинкт? Ну, конечно же, самосохранения – вдвоем легче перетерпеть усталость. Странная у нас у всех усталость, да? Она не имеет видимых причин, но это именно та усталость, от которой иногда – и совершенно неожиданно – рассыпаются прямо в воздухе на мелкие куски самолеты, сделанные из сверхпрочных материалов; говорят, этот эффект внезапного рассыпания специалисты называют "усталость металла" – ну, а мы-то и вовсе не железные, износ есть износ, мне сейчас легче – у меня влюбленность в охотника, а тебе наверняка труднее, так что иди со спокойной душой к своей Лене...
– А кто она такая, эта твоя Лена?
Ну-ну, оказывается, это секретарша моего бывшего мужа.
– Будь с ней поосторожней! – наказала я Панину, провожая его до двери. – Как бы тебя током не шибануло.
Информировать Панина о своей идиотской шутке с телефонным проводом я не стала, тем более что я не уверена, есть ли вообще у этих "хай-блэк-тринитрон" провода.
По всем признакам судя, друг детства отправился в дальнее "автономное плаванье"; пропадал он в объятиях Лены с прохладным голосом (если у нее все остальное настолько же прохладно, то я Панину не завидую) достаточно.
Ни к вечеру, ни на следующий день он не вернулся.
Я вспомнила про милиционера с красными воспаленными глазами.
Зайдя в отделение, собиралась было направиться в знакомый мне кабинет, однако что-то заставило меня остановиться на пороге и обернуться.
Не что-то, а кто-то.
Сбоку от сдавленного какими-то приборами и аппаратами милиционера, в узком загончике, огражденном высокими деревянными перилами, кто-то сидел.
С трудом, но все-таки я ее узнала.
– Рая! – позвала я.
Она никак не отреагировала.
– Рая! – крикнула я в полный голое. – Ты что здесь?
Милиционер нетерпеливым кистевым движением – проходите, проходите, гражданка! – отослал меня из коридора.
Новостей в знакомом кабинете, кажется, не было.
– Ищем, – неопределенно заметил страж порядка. – Хотя в такой ситуации, сами понимаете...
Понимаю: наворочали горы трупов на улицах – "в такой ситуации" не до хромого старика, пропавшего без вести, понимаю.
– А что это у вас в кутузке наш дворник сидит? Или как этот загончик с перилами называется?
– Эта женщина? – он помассировал усталые глаза. – Беда с ней. Добиться от нее чего-нибудь... С ума сойдешь. Ослепила человека. И будто в рот воды набрала.
Я пыталась сообразить, что бы это значило. Ослепила? Как это? Какого человека? За что? Она же добродушнейший человек!
– И совсем ничего не объясняет? – спросила я, присаживаясь на стул.
– Почти ничего, – интонационно он нагрузил это "почти".
"Почти" состояло вот в чем. К ней днем позвонили в дверь, она открыла. На пороге стоял какой-то молодой человек. "Тебя же предупреждали, дура старая, а теперь все, сейчас я с тобой разберусь" – вот и все, что он успел сообщить. Рая в тот момент мыла окна какой-то страшно едкой, кислотной жидкостью, в руке у нее была плошка с этой отравой. Без долгих разговоров она плеснула жидкость в лицо визитеру. Он сейчас в больнице, врачи говорят – безнадежно, видеть он уже не сможет. А у Раи могут быть неприятности.
– Но это же те подонки! – выкрикнула я.
Я рассказала, что знаю про Пряничный домик, про звонки, которыми Рае последние полгода надоедали.
Милиционер, подавшись вперед, внимательно слушал, время от времени делая пометки на листе бумаги.