– Вот, значит, как... – раздумчиво протянул он.
– Это вы к чему?
– Да, так...
Да так, неделю назад изнасиловали ее дочку.
– Гулю?!
Вот именно: Гулю, ее нашли утром неподалеку от железнодорожных путей, на откосе; она едва подавала признаки жизни. Сколько их было, трудно сказать, но, видимо, много. После всего ей запихнули электрическую лампочку...
Ну, не мнитесь, не мнитесь же, милый вы мой близорукий страж порядка, я ведь догадываюсь – куда.
– Ну вот, а потом ударили, скорее всего ногой. Сейчас она в реанимации. Мы их ищем...
Ищите, ищите. Возможно, и мне что-нибудь на эту тему попадется в нашем игровом поле, где водить все трудней и трудней.
С тыла здание, в котором размещается отделение милиции, подпирает пустырь, перерастающий в уютный скверик с тремя лавочками и клумбой. В просветах между кустами мелькнуло что-то знакомое... Автомобиль "литературного" оттенка?
Возможно, это наваждение. Хотя ведь не впервой мне мерещится неподалеку знакомый цвет сиреневых сумерек, видимо, я просто хочу, чтобы этот оттенок был где-то поблизости от меня, и воображение прописывает его в цветовой гамме этих улиц и дворов.
Панин показался на поверхности после своего автономного плавания в любовных морях только на третий день.
Он позвонил мне в библиотеку. Странно: крайне редко со мной пытаются связаться по служебному телефону, номер я практически никому не даю.
Он выглядел именно так, как и должен выглядеть мужик, три дня не выбиравшийся из постели, то есть был основательно потрепан: щеки ввалились, глаза мутноватые и сытые.
Сославшись на расстройство желудка, я отпросилась со службы; мы направились к Сереге.
– Это Ленка вынула из компьютера, – сказал мне друг детства, протягивая какой-то листок, простроченный бледным шрифтом.
Я пожала плечами: да мало ли в этой умной машине сидит информации – наверное, многие тонны (или в чем там измеряется объем информации).
– Ты прочти, прочти...
Это был какой-то список из восьми пунктов: имя, фамилия, отчество, год рождения, домашний адрес и еще какие-то данные, измеренные в квадратных метрах. Меня заинтересовала графа "год рождения": сплошь – первая четверть века.
В четвертой строчке стояло: Криц Иван Францевич.
– Ты что-нибудь понимаешь, а Панин?
– Пока я понимаю только, что нам пора ехать.
Мы проехали по трем адресам, разбросанным по разным уголкам Огненной Земли. Пожилые люди, помеченные в списке, проживали в домах преклонного возраста, однако еще крепких, основательных. В двух квартирах нам никто не открыл. В третьей встретил перемазанный в краске человек – то ли маляр, то ли штукатур.
Мы покурили на лестничной площадке. Маляр делает тут основательный ремонт. Хозяева? Какие старые, что вы?! Молодая пара, сейчас они на отдыхе, где-то за границей. Просили, чтоб к их приезду все в общих чертах было готово: побелка, обои, кафель в ванной, паркет – работы тут невпроворот, приходится вкалывать по шестнадцать часов в сутки.
:Над дверью висела табличка: изготовлена добротно, отпечатана типографским способом.
"Частная собственность. Просьба не беспокоить".
– А... это, – сказал маляр, заметив мой интерес к табличке. – Все верно, купили они эту квартиру. Мне хозяйка сама говорила перед отъездом.
Остаток дня я провела в библиотеке за своим рабочим столом. Собираясь уходить, развернула листок с фамилиями, разгладила его, перечитала список. Потом еще и еще раз.
Ничего нового. Пусто.
Свернула листок, сунула его в карман, откинулась на спинку стула и, кажется, задремала. Наверное, точнее это состояние сонной расслабленности передает слово "кемарить".
Я кемарила, уложив ладони на стол и похоронив под ними пустые квадраты своего глухонемого комикса – до тех пор, пока в одном из этих квадратиков не почувствовала (вот именно ладонью, кожной тканью!) едва слышную крохотную пульсацию тепла...
– именно, белка, именно!.. Это прозвучало во мне, когда я видела во дворе старуху в больничном халате.
Я вернулась к списку. Пункт номер восемь. Антонина Николаевна Томилина, год рождения, адрес...
Я понимаю, отчего не среагировала на этот адрес. Несколько переулков у нас в Агаповом тупике переименовали, когда началась на Огненной Земле разлюли-малина с возвращением улицам и площадям прежних имен: до сих пор в центре я ориентируюсь с великим трудом (особенно в метро) и прокладываю себе курс по прежним маякам: "Лермонтовская", "Кировская"...