Сигарета прогорела, огонек лизнул ему палец.
– Куропатки, говоришь? – усмехнулся Панин, посасывая обожженный палец. – Кабаны?
Мы долго смотрели друг другу в глаза.
– С этой штукой, в самом деле, очень удобно охотиться. Она невелика, легка, крайне удобна, прикладиста, как ты выразилась. Догадываешься – на какую дичь?
Я молчала.
– С ней охотятся на людей.
Панин захлопнул книгу, откинулся на спинку стула и добавил:
– Это – профессиональный инструмент профессионального киллера.
Дома – для начала – зажечь настольную лампу. Расчистить стол: смести бумаги, записные книжки, спичечные коробки, пепельницы, вазочку со скрепками и карандашами, пузырек с чернилами – аксессуары бестолкового и бездарного умственного труда валятся на пол; наверное, с грохотом. Но я не слышу – тупо смотрю, как покачивается осколок фарфоровой вазочки в чернильной луже.
К делу. К барьеру.
К барьеру, господа "новые русские",– все ваши предсмертные хрипы и вопли под пытками собраны у меня в специальной папке; я разложу эти материалы на чистом столе и стану водить в кровавом поле, буду искать – в грохоте рвущейся взрывчатки и треске автоматных очередей – нечто такое, что расставит точки на "i" в наших играх.
Буду искать – одиночный выстрел.
Пока не знаю, зачем. Просто инстинкт игрока подсказывает мне, что этот легкий – точно от духовушки в тире звук – я слышу не впервые.
Их было всего четыре за последние четыре года.
Лесок на пэйнбольной площадке – это последний, свеженький, с пылу с жару.
Кроме того, одиночный выстрел грохнул в Сочи, Екатеринбурге, в Подмосковье.
Все происходило при свете дня и, главное, – на людях. Присутствовавшие ничего не могли понять: человек вздрагивал, валился на землю и тут же испускал дух. Звука выстрела никто не слышал. Никто в первые минуты суматохи не мог определить, откуда он произведен.
Собрав свои записки сумасшедшего, я вернулась к Сереге.
Он бегло просмотрел материалы и уселся за стол. Теперь, насколько я понимаю, он вчитывался. Потом долго сидел и смотрел в черное окно, за которым вовсю веселился ветер – что за ветер такой сегодня: свирепый, окаянный?
– Притащи телефон из коридора, – попросил он.
Извинившись за беспокойство в столь поздний час, он попросил какого-то Толю. Толя еще не уехал в свой Свердловск? Завтра? Какая удача, будьте любезны его к телефону.
У Толи он долго выспрашивал про какую-то площадь. Высотная гостиница, трамвайные пути, через дорогу вокзал... Слева сквер? Сколько метров от входа в гостиницу? Что – дом? Старый дом, сейчас на ремонте? Сколько от него метров до паркинга?
Так, поехали, сказал Панин, повесил трубку, положил сбоку мою информацию об убийстве какого-то биржевого воротилы и, время от времени сверяясь с текстом, стал вычерчивать на чистом листе бумаги какие-то схемы.
– Теперь Сочи! Этого генерального директора грохнули, насколько я понимаю, в летнем театре... – Панин углубился в текст. – Он произносит речь по случаю открытия какого-то рок-н-рольного шоу, которое спонсирует его фирма... – он задумался. – Знаю я этот маленький театрик... Ракушка над сценой, зал. Справа – кирпичная стена. За ней гостиница, точная копия "Чегета" в Терсколе. По два номера в секции. Если он засел, предположим, на шестом этаже... – Панин задумчиво потер пальцем переносицу, – то вполне мог достать. Так, теперь займемся этим загородным кабаком. Как он там называется?
Я подсказала название.
Оно мне откуда-то знакомо, где я могла его слышать?
Не слышать, а видеть! Голубой указатель на шоссе: "Посетите наш ресторан!" – я пришпориваю Гактунгру, проношусь мимо, притормаживаю, чтобы сбегать в кусты... А потом вижу Зину – он пытается опустить стекло в машине... Я помню этот фрагмент своей саги: какого-то крупного коммерческого деятеля застрелили рано утром на выходе из ночного кабака.
– Слушай, рыжая... – Панин, наконец, оторвался от своих схем и посмотрел на меня так, будто видит впервые. – Подари мне этот сюжет. Я этого парня сочиню. Если тебе нужно отыскать этого стрелка, то лучшего способа не найти. На все про все уйдет... – он задумался, – месяца два. Ну, два с половиной. За это время я успею накатать роман. И мы его вычислим.
Панин вернулся за обеденный стол, разложил передо мной свои графические модели одиночного выстрела.