— Подождите, не пробивайте! — я опять рванула к прилавку, сгребла с вешалок еще несколько джемперов разной расцветки, даже не глядя на их размеры, пару домашних туфель, кроссовки, в которые тут же переобулась, небольшой дорожный саквояж "мечта челнока" и банку растворимого кофе (и он был в "бутике", правда, банка оказалось начатой и, вероятно, принадлежала самим продавщицам). Доплатив еще три тысячи рублей и побросав все купленные, а заодно и все мои старые вещи в баул, мы понеслись на перрон.
На выходе на нужную нам платформу уже стояли Петр Иванович и бледная как смерть Юленька.
— Он гнал за 200. Нас, по-моему, даже гаишники засекать не успевали, — прошептала белыми губами перепуганная насмерть девушка. Хорошо еще, что Петр Иванович позвонил Кларе, и она подвезла ваш чемодан к МКАДу. Иначе, наш Мерсик вообще перешел бы на среднекосмическую скорость. Я в эту машину теперь еще лет пять не сяду.
В этот момент вдалеке, под сотнями перепутанных вокзальных проводов показался состав, который явно направлялся к нашему перрону.
— Все, по коням! — бодро скомандовала я. — Дизель-электроход прибыл. Давайте сумку, чемодан и отходите на безопасное расстояние.
— Не, — спокойно сообщил Петр Иванович, — Это не ваш поезд, это электричка. Хотите, я вам объясню, как по морде можно электричку от пассажирского отличить?
— Ну тебя к черту, — взорвалась я, — Не видишь, я вся на нервах, какие там еще морды. Сейчас Качалова на перроне появится, поезда нет, зато мы стоим, видимо, прибежав раньше паровоза.
— Да вот он ваш, запорожский. Вы в другую сторону смотрите. Украина-то на юге. А мы действительно отойдем от греха, сейчас тут давка начнется, — Колюня нервничал, но при этом старался держаться с достоинством. — Короче. Купите себе новую симку, или, лучше возьмите еще и мой мобильник, а то ваш слишком уж навороченный.
— Нельзя! — вмешался Петр Иванович, — по мобильнику ее мгновенно вычислят. Кто да что, на кого зарегестрирован. Пусть уж нам с городских телефонов звонит.
Решительно забрав мою новенькую бриллиантовую трубку, старший следователь придирчиво оглядел меня, затем взъерошил мне волосы и слегка растер по губам помаду:
— Хорошо, что ночь не спали, а то бы была с поезда и как новенькая. А так и мешки под глазами, и тушь размазалась… Маскировочка…
С этими словами троица отошла, поминутно оглядываясь. Я стояла абсолютно раздавленная последней фразой любимого охранника. Вот, значит, как. Мешки, тушь… Видимо, и цвет лица как у недозрелого лимона. Это вам не свеженькие Настины щечки и сочные (как только не лопнут) губки. В сорок лет вообще трудно оставаться эдаким розаном. Никакие косметологи не вытравят из взгляда прожитые годы и никакие чудо-маски не вернут коже барабанную натяжку. Правда, до недавнего времени мне казалось, что я выгляжу о-го-го! Видимо, так казалось только мне одной. Я горько вздохнула.
— Вика! Витка! — раздалось на перроном. Я оглянулась. Ко мне, с развевающимися полами плаща почти бежала Качалова. Сбоку и сзади ее плотно окружали четверо огромных дяденек, самого неприветливого вида. Сердце у меня предательски екнуло. Дело в том, что состав только-только подползал к перрону и объяснить, как я выпрыгнула из него на ходу, я никак не могла.
— Вот, — залепетала я — Вот, видишь, приехала… На этот э…., зажопиский поезд, — Катастрофа! Я напрочь забыла, из какого города должна прибыть лучшая Танина подружка, — билетов не было, пришлось другим добираться. Так что я на вокзале уже три часа.
— Ну, подруга, ну даешь, почему не позвонила?
Татьяна крепко обняла меня и зашипела в ухо: "Хоть обрадуйся мне, что ли"… Вместо этого я горько разревелась. События предыдущего вечера и сегодняшняя нервотрепка окончательно выбили меня из колеи.
— Танюшка, мила-а-а-а-я… Как я по тебе соскучилась…. У тебя вот свое, а у меня свое… Мой Сережа-а-а-а…
— Чего ты несешь? Какой Сережа? Витка, подруга, успокойся, ну!
Хмурые дядечки, сурово сверлившие меня глазами-буравчиками, иронично хмыкнули и почти тактично отвернулись. Видимо не получили пока ценные указания от шефа «бдить за подружкой с первой секунды». А мой внешний вид и мои горючие слезы соорудили мне алиби — лучше не придумаешь. И охрана успокоилась. Но я, как заведенная, продолжала всхлипывать: