— Сколько человек тебя трахали, пока ты была одна? Отвечай. — Пальцы с силой стиснули запястье, причиняя боль.
Вэл сдвинула брови. А вот это удивило.
Удивило, но не тронуло.
Она наклонила голову к плечу, прищуриваясь, смотря дикому зверю в глаза, полные черного тумана.
— Нисколько. — Голос даже не дрогнул.
Легко было говорить правду.
А сердце вдруг успокоилось, уставшее, изможденное, не реагирующее, как прежде. Вэл до одури захотела рассмеяться.
Нет, рано она распрощалась с нависающей над ней истерикой. Рано.
Однозначно сказывалось выпитое, или дурман еще не покинул замученное тело. И это смешило еще больше.
— Сколько человек тебя трахали за эти полтора года?
Вэл дернулась, стараясь освободить ноющее запястье. Она поморщилась от боли, бросая быстрый взгляд на стиснувшую грязный рукав бледную ладонь.
Еще немного, и сломает, если вообще возможно сломать кость пальцами.
Бесполезно. Раза не отпускал ее, удерживая на месте.
Серебряный кулон скользнул по черной ткани, мелькая из-под расстегнутой куртки, сверкая ярко, словно издеваясь.
— Нисколько, я же говорю, — с раздражением в голосе ответила Вэл. — Чего ты добиваешься? Что ты хочешь услышать от меня? Что я все это время хранила тебе верность, ждала и верила в счастливое будущее? Да отвали ты!
— Да, именно это я и хочу услышать.
Вэл вскинулась, удивленно распахивая глаза. Часто заморгала, а потом хмыкнула, изгибая губы в ухмылке.
«Вот ты себя и выдал, пес».
Реальность изменилась. В один миг.
Это было даже не смешно, и это было далеко от истерики.
Она знала, как назвать все происходящее — абсолютное сумасшествие, привычное в ее новой жизни.
Совершенное, идеально выточенное, нескончаемое безумие. Игра, в которой не было правил, не было водящих.
А значит, в ней не будет ни проигравших, ни победителей. Только игроки, вынужденные играть бессмысленные, изнуряющие, а порой и убивающие их роли.
Вэл желала иного.
— Хочешь, я поцелую тебя? — неожиданно спросила Вэл и лукаво сощурилась, склоняя голову, не отрывая взгляда от бледного лица Раза.
— Что? — Удивление прорвалось сквозь показное равнодушие, исказило черты лица, заставило чуть отодвинуться.
Едва ли сам Раза понимал, как тело выдало его смятение. Но понимала Вэл.
Не хотелось задавать вопросы и искать ответы.
Она потянулась вперед, наблюдая, как заливает чернильно-черным широко распахнувшиеся глаза.
— Ра, — Вэл шепнула в приоткрытый рот, не отрывая горящего взгляда, — хочешь же…
Она дотронулась губами до чужого рта и тут же с глубоким удовлетворением ощутила, как неуверенно разжались крепкие пальцы, отпуская ее запястье. Вэл выдохнула, глотая смешок, озаряясь пониманием, и подняла руку, касаясь кончиков черных волос.
Раза сделал вдох и замер, лишь сверкнули озера затуманенных глаз.
Вэл прикрыла веки, толкнулась языком в мягкие губы, игриво провела по ним, ластясь, как кошка.
И все же она была пьяна. Или одурманена. Возможно, и то и другое вместе. Потому что не было никакого объяснения собственным поступкам.
Вэл не понимала, где заканчивается ее игра и где начинаются чувства. Испытывать Раза, проверяя допустимые пределы, — привычка, будто въевшаяся в кожу. Но тело… оно оставалось собой, реагируя правильно.
По спине и рукам прокатился вихрь тонких, болезненно сладких иголочек, собираясь внизу живота.
Хотелось привычно выругаться, но рот был занят чужими губами. Нежность поцелуя переворачивала душу: легкие касания, мягкость и тепло, знакомые и родные.
И одновременно с этим — невероятно спокойный, почти неподвижный, замерший на вдохе Раза, не отталкивающий, но и не привычно берущий свое.
Вэл не желала думать о нем и его чувствах, искать объяснения его поведению. Ее интересовали только свои желания, которые она таила в себе так долго.
Уверенно проникла языком в расслабленный, подвластный ей рот, ощущая знакомый вкус, и тут же застонала, почувствовав, как окончательно и бесповоротно теряет себя. Она подалась вперед, подобрала ноги, садясь на колени и обхватывая руками черноволосую голову.
Условия. Договоренности. Цена поцелуя.
Да пусть катятся в пекло.
Она ласкала, мучила себя, не получая ничего в ответ, и тут же знакомая неуверенность распустилась в груди, проясняя одуревшую голову.
Раза позволял целовать себя, не реагируя, не обнимая, не овладевая. Спокойный, терпеливый, выжидающий.
Сука.
Смутное разочарование в самой себе опустилось внутри, оседая на ребрах пеплом.