Госпожа Гольдкопф: «Он схватит Землю за четыре конца и вытряхнет из неё безбожных».
Господин Гольдкопф: «Успокойтесь, мадам, если я могу просить об этом. Давайте сядем на цветного осла и не спеша поскачем вниз над пропастью».
Госпожа Гольдкопф: «Погодите момент, будьте так любезны. Чтобы я схватила щипцами для угля солнце, эту гнойную язву, и показала ему дорогу».
Chorus Seraphicus[76]
Всё полное, цельное здесь исполняется
В пляске смертельной[77] к сравненью стремится
Чему нет названия в мире – случается
Порочность лишь яркостью света лучится
Дополнение
Молящийся пёс[78]
«Это всё ничто, – сказала госпожа Музыкон. – А вот были ли вы в Теотокопули[79]? Видали ли молящегося пса?»
«Нет, – сказал Зиб, Лимонная голова, и, крякнув, ударил себя по животу, – мы там не были».
«Благодарите Бога», – сказала Музыкон и указала волшебной палочкой на картинку номер три.
Оттуда выступили сиамские близнецы, уселись на стул и взяли в руки полумесяц.
«Да вытяните же, ради Бога, у Изольды Курц[80] меч из меж-ножен, – вскричал Хитигульпа, человек-змея. – Это же ужасно! Ведь дама задохнётся!»
Было решено отправиться в Теотокопули. Музыкон поедала луну и туман. Её успокаивали наложением рук. Млеко-Млеко дала подоить свои белые красивые ладони.
«Шибко шанго, – сказал по дороге Зиб. – Слово было первым правительством[81]».
Он надеялся вызвать дебаты, но никто на это не поддался. Язык Хитигульпы превратился в лассо. Он гонял им вольно бегающих вокруг цирковых лошадок. Фридолин (которого вы ещё совсем не знаете, господа) отлавливал кого-нибудь из голубых волшебных драконов, которые роились над ними, и дивился их плохому стулу.
Вдали показались зубцы города. Северный свет новостройки. Корабли, навострившие уши. Вакуумная машина, связанная с гигантским колесом землечерпалки, отсасывала дух из города. Здесь собралось много народу. Шлюхи казали спектакль и должны были платить таможенную пошлину за своё сало. Люди с флейтами в петлице. На голубых парашютах спускалось всё больше народу. Тут можно было снова по-настоящему разглядеть, как благороден наш кайзер! Шутовской народец раскрыл свои балаганы и в красных рубахах расхаживал вокруг. Среди них цензор. Который вымарывал красным карандашом руки и ноги, если они казались ему лишними.
«Дамы и господа! – заговорил конкистадор. – А теперь мы вам покажем славного мастера Ганса Шютца, который будет иметь честь преподнести вам на тряском бархате семь новоизобретённых английских поз. А также наш искусный эквилибрист на натянутом канате явит вам большую пирамиду, а мадмуазель на чучеле телёнка внушит двум курьёзным любовникам искать лучшей доли между небом и землёй. А также наш искусный эквилибрист проявит себя тем, что, бия в кастаньеты, в темпе музыки протянет наших барышень в чашечке весов через чур. А в заключение наша сицилийская морская корова продудит в рог раковины сталактитовый грот чужбины».
Но тут вдруг поднялся великий шум: как вскочит через открытые ворота, выпучив глаза, кайзер Вильгельм II в качестве апокалиптического горе-всадника по ямам и колдобинам[82]. Выбежали люди с драконами на знамёнах. Прозвучала осанна. Священники покидали свои сутаны в малинник. Вот так и оказываешься в резиденции молящегося пса.
Неслыханный случай. Тут адвокат Штангельмайер засунул зубную щётку в зад и усвистал по воздуху. Писателя Клабунда[83] продырявило дыроколом. Эмми Хеннингс сняла шапочку и показывает золотых жуков в своей черепной коробке. Да и господь Бог тут же. Он носит голубую матроску с кружевным воротником и слывёт модернистом. Уличные фасады обвешаны большими барабанами. Oh mesdames, si vous connaisserez la trichine irreparable dans ma pauvre е´paule![84] Все господа парят в воздухе. В небесах стоит звон. Взмывает триколор, взмывает триколор, смеётся и поёт!
И снова натянули канат. В куске турецкого мёда по улице несли Карузо[85]. Дамы в красных кричащих нарядах преследовали его. Крысиная морда выглядывала из балконного окна.
О вечная мука преступно избалованных слуховых нервов! Почему до сих пор не конфисковали чёрта и фантазию? Палисады покрыты японским лаком. Колыхание чёрных знамён с черепом и костями. Совсем маленький мужчина крепко держит Буцефала за кольцо в ноздре. Между евнухами разразилась склока. Они бьют друг друга по голове коричными трубками. В промежутках слышен отрывистый лай: «Хт ргт, Хт ргт» – молящийся пёс.
76
Отсылка к заключительной сцене второй части «Фауста» И. В. Гёте, в которой душа Фауста, сопровождаемая хорами ангелов, других небесных сущностей и душ, возносится в небеса. У Балля хор назван Chorus Seraphicus т. е. «Хор серафимов», тогда как у Гёте – Chorus mysticus и Pater seraphicus разнесены. Эта контаминация указывает на парафраз заключительной строфы трагедии Гёте:
По сути, в эти строки вложена основная идея сочинения: утверждение целостного и сокровенного, мистического миросозерцания в противоположность фрагментарному и конечному знанию. Другими словами эта мысль формулируется Баллем (четверостишие переведено К.В. Дудаковым-Кашуро).
79
Балль использует фамилию живописца XVI в. Доменико Теотокопули, прославившегося под именем Эль Греко. Известно, что искусство Эль Греко оказало большое влияние на Пикассо, Сутина, на художников немецкого экспрессионизма. Отсылка к Эль Греко, возможно, связана с его картиной «Христос, исцеляющий слепого» (1567), на ранней версии которой (хранящейся ныне в Дрезденской галерее) на переднем плане изображена собака.
82
Как и в основном тексте романа, здесь события Первой мировой войны получают религиозную коннотацию. В данном случае последний германский император Вильгельм II наделён образом из Откровения Иоанна Богослова.
83
Клабунд (Klabund, наст. имя Альфред Хеншке) (18901928) – немецкий писатель, поэт, драматург экспрессионистического направления. Был дружен с Баллем, выступал в «Кабаре Вольтер», втроём с Баллем и Мариеттой ди Монако (Кирндёрфер) писали стихотворения под псевдонимом Кларнетта Клабалль. В 1914 г. вместе с Баллем они планировали опубликовать сборник «Конфискованные».