//Загрузка массива 98. Блок 77.//
Я в деревне самосёлов. Пью вонючую самогонку в доме дяди Гены.
— Ты правильно сделал, что не остался, — дыша на меня перегаром, говорит он. — Ты всё сделал правильно.
//Загрузка массива 98. Блок 137.//
Я слышу, как иностранцы ругаются с Робином. Судя по обрывкам фраз, они возмущены, что тот не привёз ребят, оставшихся в городе и не забрал их минилабораторию. Причём, неизвестно, что их расстраивало больше.
— Я им велел не отпирать дверь! А они открыли! Это вам не сказочка про волка и семерых козлят, это …… реальность!
— Тйи тоджен бил!
— Кому я должен, я всем прощаю! Вы все подписывали соглашение. Просто так, что ли? Короче, я устал вас слушать!
— Это нарущение!
— Неужели? Да идите в жопу!
— Ауа проперти…
— А ваши пробирки сраные, 'опричники' не пропустили, так что заткнитесь, и не злите меня… Пендосы, мать их. Спасибо сказали бы, уроды, за то, что я ваши говённые жизни спас!
— Чё там, Робин? — подошёл к ним я.
— Да пошло всё нахер, — поливая руки из бутылки, зажатой между коленями, ответил он. — Всё. Больше никаких вылазок. Вчера ещё надо было сваливать, как Палычу обещал. А сегодня ещё не знаю как вырвемся. Совесть не позволила.
— Значит они там…
— Да придурки потому что! Ты слышал? Слышал, как я им запрещал дверь открывать? Приезжаю — дверь нараспашку, и никого.
— Так можьет оньи ещё жьивы! — вклинилась Оливия.
— Если дверь открыли, значит им ……! Всё. Хватит разговоров. Собирайтесь. Мы уезжаем.
— Мы будьем джяловаться! — продолжил Крис.
— Угу. В Спортлото напиши, кретин, — огрызнулся Робин, забираясь в кабину Газели. — Достало. Всё достало.
//Загрузка массива 102. Блок 14.//
Поезд. Плацкартный вагон. Обратный путь. Не знаю, какой день пути. Но явно уже не первый. Кажется, у меня температура.
//Загрузка массива 131. Финальный блок. Стыковка блоков. Тестирование. Результат положительный. Перезапуск. 10 процентов. Двадцать процентов. Тридцать…//
Мне жарко.
//Пятьдесят процентов. Шестьдесят процентов. Семьдесят…//
Лежу на чём-то жёстком.
//Восемьдесят процентов. Девяносто…//
— Молодой человек, молодой человек, — меня аккуратно трясут.
//Сто процентов. Полное воссоединение с рецепиентом.//
— Молодой человек. Вам плохо?
— А? — просыпаюсь я, и пытаюсь приподняться на деревянной скамейке.
— Что с ва… Ог-госпади!
Зелёная вспышка, и я вижу, как от меня шарахается зрелая женщина в сером костюме, роняя пакет с продуктами. Со звоном бьётся бутылка. Под скамейкой раскатываются помидоры, из лопнувшего пакета растекается молоко, перемешивающееся с чем-то красным: то ли вином, то ли соком. Тётка стоит замерев. Её голова постоянно поворачивается вправо, снова выравнивается и опять поворачивается, как у заклинившего робота. Я осматриваюсь. Вокруг меня стеклянный скворечник остановки. Оглядел себя и выяснил, что одет в футболку и джинсы. На улице тепло, даже жарко. Судя по всему, сейчас лето. Местность мне знакома. Я знаю эту улицу. Эту остановку. Это мой родной город.
— Пришёл в себя? — спросила женщина, остановив свою непослушную голову на одном месте.
Её губы расползлись в страшной, неестественной улыбке. Глаза позеленели.
— В чём дело, уважаемые? — к нам подошла пара полицейских патрульно-постовой службы.
— Это мой племянник, — мягко ответила тётка. — Он не пьяный, просто решил пошутить.
— А это как понимать? — полицейский указал на пакет, из которого натекла уже солидная розовая лужа.
— Мы всё уберём, — улыбка сползла с лица женщины. — Мы всё уберём…
Пэпээсники дрогнули и отошли назад.
— Ну-у, это… Только чтобы убрали, — старшина нервно козырнул, и вместе со своим напарником быстро удалился.
— Принесла их нелёгкая, — женщина села рядом со мной. — Тебе полегчало, Писатель?
— Вроде да… А Вы кто?
— Не узнал, — она искоса взглянула на меня и улыбнулась.
— Хо?
— С возвращением в мир людей. Ты не подвёл меня. Обычно я пожираю своих носителей. Правило безопасности, знаешь ли. Но ты оказал мне слишком большую услугу. Поэтому я впервые сделаю исключение. К тому же тебя теперь Лиша оберегает. Гордись этим. Больше мы с тобой не увидимся. Никогда.
— Что мне теперь делать?
— Как что? Живи и наслаждайся жизнью, пока можешь. Ты это заслужил. А вот и твой автобус. Садись на него скорее.
К остановке действительно подкатил автобус, который направлялся в сторону моего дома.
— Но как же…
— Писатель, быстрее, а то придётся следующий ждать!
Я метнулся было к автобусу, но Хо внезапно остановило меня, схватив за руку.
— Чуть не забыло! Вот! — и оно сунуло мне свёрнутую в трубочку тетрадь. — Теперь беги!
Водитель автобуса заметил, что я собираюсь сесть, и терпеливо ждал с открытыми дверями. Как только я заскочил на подножку, автобус тронулся. Хо осталось сидеть на остановке, загадочно улыбаясь.
Развернув тетрадь, я тут же узнал её. Бегло пролистал. Все мои записи. Всё здесь. Можно писать книгу.
Я вернулся. Я дома. Но почему-то никакого облегчения не чувствую. Всё кажется каким-то чужим, непривычным. Вроде бы и соскучился по всему этому, но с другой стороны, не могу найти здесь своё место. Скорее всего, это из-за пережитого стресса, из-за резкой смены обстановки. Сначала я привыкал к условиям Тенебрариума, а когда привык и освоился, приходится вновь вспоминать свои старые привычки.
Труднее всего было поверить в то, что вокруг меня больше нет аномалий. До сих пор хожу и зыркаю по сторонам: то куст на глаза попадётся подозрительный, то камень, то ещё какая фигня. Никак не могу себя убедить, что всё в порядке и опасности нет.
Зато перестал бояться людей. Совсем. Наверное, это плохо. Как бы не нарваться на неприятности. Некоторые люди чрезвычайно похожи на мутантов из Тенебрариума. И хоть до настоящих монстров они далеко не дотягивают, всё же их уже не покромсаешь ножом. В отличие от Тенебрариума, этих мутантов охраняет закон, который будет на моей стороне лишь в том случае, если они покромсают меня, а никак не наоборот. В общем, нужно попридержать свою кровожадность, и стараться не провоцировать всяких выродков на агрессию.
Ещё я перестал бояться пауков, перестал бояться высоты. А темнота теперь меня успокаивает и расслабляет. Но из Тенебрариума я вернулся вовсе не крутым парнем. Череда испытаний, которым он меня подверг, заметно истощила мою нервную систему, превратив в какого-то сентиментального размазню. Стоит выпить лишнего — начинаю реветь белугой. Самому противно, но поделать ничего не могу. Так, закалив свой характер, я истрепал себе все нервы. В связи с этим, стал более молчаливым и замкнутым.
Впрочем, это всё ерунда. Гораздо любопытнее то, что на моём теле не осталось ни одной царапинки. Мне словно сделали стопроцентную пластику. Но при этом я чувствовал все свои ранения. Шрама нет, а он ноет. Разум его запомнил и продолжает убеждать в этом нервную систему. Удивительно.
Но это ещё не все странности. Вернувшись, я первым делом поехал навестить маму. Она мне ничуть не удивилась, как будто бы я и не уезжал никуда. А когда я бросился её обнимать, отнеслась к моему проявлению чувств как к шутке и спросила, что послужило поводом таких неожиданных нежностей, и не пропустила ли она какую-то дату. Когда я ошарашено ответил, что повод — это моё возвращение. Она встала в ступор, и напомнила, что вернулся я ещё три дня назад. Неужели никак в себя не приду после поездки?
— Сколько дней я отсутствовал? — спросил я, с трудом переваривая услышанное.
— Тебя не было две недели, — ответила она, продолжая думать, что я дурачусь. — Ты чего? Память потерял? Тут помню — тут не помню?
— Да нет, я просто в днях запутался… После долгой поездки, — ответил я.
— Это да. Сколько там до Байкала? Пять дней?
— А я тебе фотки показывал?
— Ну да. Только мало чего-то. Ты же ещё сказал, что погода была неудачная. Всё время дождь лил. Было холодно и пасмурно. Но фотографии красивые. Тоже забыл?
— Чё-то я совсем загнался, мам, — я сделал вид, что всё вспомнил. — Устал наверное, вот и перепуталось всё в голове.