Служащий — горбун с бельмом на одном глазу — не выносил персон, которые обвешиваются драгоценностями. Полагал, что делают они это, чтобы хвастаться перед всем миром возможностями, зачарованными в золоте, мечтами, плененными в стопках монет. За черную жемчужину служащий мог бы неделю не выходить из публичного дома. Изумрудом мог бы кормить семью год. Тем временем богачи, удовлетворив все свои земные потребности, излишек богатства помещают в украшения, нося на себе целые невыстроенные дома, некупленные стада, ненанятых слуг.
И все же даже в глубине души служащий не отваживался подумать худо о незнакомце. Казалось, что его холодные серые глаза прошивают человека навылет, словно сам Вечный Свет.
Пришелец медленно двинулся внутрь склада, каждый шаг делая с явным трудом.
— Была убита чисто, один укол прямо в глаз, — начал писец.
— Мы знаем, мы видели. Были мы уже в гарнизоне, — услышал он.
Его поразила манера незнакомца отвечать и его южный акцент, однако он повидал уже в жизни достаточно чужеземцев, чтобы не выказывать удивления.
Пришелец присел там, где еще было видно пятно крови, а писец, увидев, как обтягивает камзол его грудь, догадался, что, скорее всего, он имеет дело с женщиной. Только откуда у женщины такой суровый, низкий голос, которого не устыдился бы и старый корсар?
Прошла долгая минута.
— Мы опоздали. Мы опоздали на день, — сказала наконец незнакомка, гладя ладонью шершавое дерево.
Лишь по легкому дрожанию голоса служащий понял, что убитая, верно, была для нее кем-то близким.
Внезапно женщина вздрогнула — в каком-то из углублений на полу почувствовала легкую влажность. Сидела так на корточках еще долго — сгорбленная, она приклеилась к полу, словно старый монах, — а писец с интересом следил за нею. Плохо видел ее лицо, но показалось ему, будто на доски рядом с кровавым пятном упала слезинка.
Он переступил с ноги на ногу. Должен был сделать опись еще нескольких поставок из порта, не мог здесь торчать вечно. Скрип досок вернул незнакомку к реальности. Она встала, одернула камзол и повернулась к писцу с решительным выражением лица.
— Скажи, человек, ты знаешь, кто это сделал?
— Наверняка, сам Всехтень или какое иное зло. Должно быть, это был большой забияка. Ну, знаете, госпожа, влез в засаду, и все же зарубил двух парняг, известных здесь головорезов, ну и, ясное дело, уважаемого господина Реальто Аркузона с этой заморской…
Блеск глаз незнакомки заставил писца в последний момент прикусить язык.
— С этой госпожой из-за морей.
— Значит, его будет легко найти?
— Я бы не сказал, ваша милость, это ведь Серива, тут всякий второй рапиру носит, а на дюжину носящих как минимум один умело ею пользуется. Даже кметы из ремесленных цехов имеют собственные школы, где на случай войны учат махать всякоразным железом. Фехтовальных школ у нас здесь восемьдесят, а…
Незнакомка покачала головой и потянулась к кошелю на поясе. Выгребла из него что-то, схватила руку писца и сунула в нее несколько холодных камешков.
Писец уразумел вдруг, что ладонь его полна маленьких шлифованных рубинов, изумрудов, сапфиров; полна потенциальных мечтаний, лишь ждущих исполнения.
Он задрожал.
— Мы должны узнать, кто ее убил, понимаешь? — сказала незнакомка. — У нас есть намного больше камней. Если поможешь нам найти этого человека, мы сделаем тебя богачом. Ступай, расспрашивай, слушай, мы хотим, чтобы ты узнал, что делал этот Аркузон, на кого работал, кто был его врагом. Знал ли он хороших фехтовальщиков, и что они в тот день делали. Особенно расспрашивай о человеке высоком, с длинной рапирой с граненым клинком. Это военное оружие, а значит, тебе наверняка придется искать ветерана последней войны, и при этом не офицера, поскольку они носят более легкое оружие. Человек этот знает старый вастилийский удар, известный как Укол Королевы, так что весьма возможно, что происходит он из Серивы или окрестностей.
— Но отчего ваша вельможность уверена, что…