Я представляла отряд Силовиков, ждущих на ферме, готовых выбить из меня ответы. Я представляла, как проведу ночь в отравленном сне, пока Поработитель будет крушить мои мысли. Но тело Флинта согревало меня, а конь плавно двигался в темноте, и я думала о предательстве, которое произошло так быстро – лишь слово, взгляд и жест.
Голову выше. Оружие острое. Сердце высоко. Я слышала душераздирающий крик Сореля, когда его коснулось железо. Я видела его изломанное тело и мудрое личико, внезапно сильно постаревшее. Доброта проявлялась, откуда ее не ждали. Женщина, состояние мужа которой отрезало их от общества, одинокое существо под мостом.
«Смелость, - говорила я себе. – Будь той женщиной, какой просила тебя быть бабушка».
Я помнила путь, песню, камнемона. Может, это правда. Может, я была Зовущей. Хотелось бы, чтобы сердце не так сильно колотилось.
Мы добрались до фермы и остановились у двери. Флинт спешился и поднял меня с седла. Что-то было не так со мной, он двоился перед глазами, а когда открылась дверь, я отпрянула от света, голова раскалывалась. Раздался напряженный разговор, Флинт отдавал приказы, кто-то шептал в ответ. Я оказалась на большой кухне и женщина с мрачным видом раздела меня, помогла залезть в кадку с горячей водой, оттерла и промыла мои волосы, говоря лишь: «Наклонись» или «Подними руку». Я сидела и слушалась. Тело предательски расслабилось в тепле, стало сонным, несмотря ни на что. Было так приятно согреться. Разум был пустым, голова кружилась.
Вода начала остывать, и она вытащила меня. Я не могла сама стоять. Женщина одела меня в чьи-то вещи: блузку, юбку и шаль. Она вложила в мою ладонь гребешок, усадила на стул и ушла, забрав с собой мою грязную одежду. Мою большую накидку, что дал мне Флинт в день нашей первой встречи, она повесила сушиться у огня. Мои туфли она тоже оставила у камина. Починенные фейри туфли. Я не знала, сколько Флинт мог заплатить ей за молчание.
Через какое-то время он пришел. И без накидки и перчаток Силовика он все еще выглядел внушительно. Я пыталась распутать волосы. Я впервые за много месяцев так хорошо помылась, ведь там, где нам с отцом давали переночевать, не было теплой воды и очищающих трав.
Флинт стоял у стола и безмолвно смотрел на меня, скрестив руки. Я видела только его, но то четко, то размыто. Я пыталась угадать, что он скажет, когда заговорит. Спросит, наверное, про обувь. Будет заставлять рассказать ему, что у меня есть друзья из доброго народца. Выбьет из меня имена всех, кто помогал мне. Или отдаст меня Скребку разума. Я задрожала, хоть здесь и было тепло. Слезы подбирались к глазам, но я боролась с ними. Глупо, но мне было обидно, что я почти поверила ему.
- Ты замерзла, - сказал Флинт.
Я покачала головой. Гребешок впился в колтун, и я заработала им с большей силой, чем требовалось.
- Ты соврала мне, - сказал он ровным тоном.
Я посмотрела на него, но он управлял выражением своего лица. Он, наверняка, провел сотни допросов, и теперь был умелым. Я не ответила. Он ожидал, что я сразу во всем признаюсь?
- Ты сказала, что позаботишься о себе, - он уже не смотрел на меня, а глядел на огонь, у которого стояли мои туфли. – И ты плохо с этим справилась.
Я говорила такое? Ночь, когда умер отец, казалась такой далекой. Тогда я была слабой, испуганной и сломленной. Я позволила себя схватить. Я не могла с ним спорить. Я хотела сказать ему, что и он соврал. Он говорил, что с ним я буду в безопасности. Как он мог говорить такое, если все это время был Силовиком?
- Вот, - вдруг он оказался рядом со мной с ножом в руке.
Я отпрянула, вскинув руки для защиты.
- Твои волосы, - сказал Флинт. – Это ты расческой не уберешь, - ловким движением ножа он обрезал прядь и поймал свободной рукой. Он отошел и спрятал оружие в ножны. Я снова могла дышать. – Мы не останемся здесь, - сказал Флинт, вернувшись к столу. – Мы пойдем дальше.
- Сейчас? – прохрипела я, представляя холод за дверью, путь верхом на коне в Летний форт.
На его лице что-то мелькнуло.
- Утром. Я говорил.
Я не могла этого вынести. Желудок сжимался от тревоги. Если он будет меня пытать, допрашивать, то пусть начинает сейчас, чтобы я не переносила страшное время ожидания.
- Пойдем… куда? – выдавила я.
- По одной проблеме за раз, - прошептал он. – Пока что ешь и спи. И все.
- Но…
- Не трать силы на спор. Делай, как я говорю, и держи рот на замке.
- Но я…
Дверь открылась, и вошла женщина с высоким худым мужчиной. Он утащил кадку с водой, а женщина вытащила из шкафа еду, организовав ужин из хлеба, сыра, лука и кувшина эля. Все это время Флинт молчал и смотрел то на нее, то на меня. Его присутствие делало атмосферу в комнате напряженной.
У меня не было аппетита. Я проглотила корочку хлеба, глотнула эля и сильно закашлялась. Тошнота выворачивала желудок. Я встала из-за стола и замерла у очага спиной к остальным, пока пыталась удержать в себе те крохи, что съела. Все кружилось. Кто-то отнес меня в угол, уложил на кровать, и меня накрыла тьма.
* * *
Конь Флинта был неутомим, как и его хозяин. Мили долины Раш проносились под его копытами, падали последние листья с дубов, осенний ветер прилетал с горы, напевая снежную песню. Дни стали чередой снов. Ночью я проваливалась в истощенный сон в самодельном лагере. Я уже не знала, сколько дней мы идем – пять или пятнадцать.
Кашель становился хуже. Меня бросало то в жар, то в холод. Тело болело, я не помнила, когда еще мне бывало так плохо. Каким-то образом в конце каждого дня был огонь, еда и укрытие от ветра и дождя – то в пещере, то под навесом, то в шалаше из веток. У меня не было сил думать, как и откуда. Когда дошло до того, что я даже не могла отходить в лес, чтобы облегчиться, не упав в обморок, Флинт начал ходить со мной, держа меня и отводя взгляд, пока я не закончу. У меня не было сил тревожиться.
Если Флинта и беспокоило, что его приз может погибнуть до того, как он сделает то, что запланировал, он хорошо это скрывал. Только порой я видела вспышку чего-то в его глазах, когда он склонялся и касался рукой моего лба, проверяя, стала ли моя температура сильнее. Он сооружал лагерь с постоянным спокойствием, как было и в первую ночь, когда мы покидали Темноводье, отвернувшись от огня и смерти. Но, казалось, что с каждым днем его выражение лица становилось все мрачнее, а глаза щурились все сильнее.
Но потом я перестала замечать и это. Я лежала и дрожала, думая лишь, что хочу умереть. Вскоре после этого мы остановились в хижине, и я была на кровати, где-то рядом горел огонь. Мне казалось, что все это мне снится, и скоро я проснусь на спине коня в милях от ночлега.
Я просыпалась и засыпала. Было то светло, то темно. Может, мне это и снилось, но эти сны были новыми для меня: они были странными, и я не понимала, реальность это или нет. Я не знала, где была, и мне было все равно. Я приоткрыла глаза и увидела Флинта с чашкой воды или миской жидкой каши, и я послушно глотала каждый раз, горло сдавливало, а потом я закрывала глаза и падала на подушку. Я чувствовала, как меня поднимают и уносят в уборную, а потом обратно, и укрывают одеялом. Порой он вытирал мое лицо теплой мокрой тряпкой, порой он меня купал. Из него получилась хорошая сиделка.
Были звуки. Снаружи пели птицы, в соломе шуршали мелкие существа, ставни стучали на ветру. Был свет: всегда горел огонь, словно Флинт боялся, что холод убьет меня, по вечерам сияла лампа. Ночью было темно, но я знала, что он рядом, спит на скамейке у двери, охраняя дом. Охраняя меня. Разве он не был врагом? Это неправильно. Он охранял меня.
* * *
Депеша: только для короля Кельдека
Район Трех Карг, поздняя осень
Мое почтение, мой король, и выражаю сожаление, что никак не мог отправить весть раньше. Мне пришлось залечь на дно вдали от Летнего форта и товарищей. Дело, о котором я писал раньше, все еще в процессе, непредвиденные сложности отложили результат. Это деликатная миссия. Спешка приведет к катастрофе. Уверяю, месяц или два задержки никак не повредят, а после вы получите преимущество.