Гудки; Ирма похолодевшей рукой стиснула стеклянное тельце телефона.
– Ого, – сказала Наталья Петровна, прекрасно расслышавшая заполошные крики Алины. – Так у нас еще не вечер, получается. Разворачиваюсь. Только не рыдать и не падать в обморок. И не такие учреждения брали.
Пока Наталья Петровна искала место для маневра, Ирма дрожащими руками гоняла список записной книжки.
С каждым звонком было все хуже: король двергов не брал трубку, а телефон адвоката вовсе был выключен, начальник ее собственной службы безопасности что-то беспомощно мямлил об отсутствии опыта работы с уголовными делами…
Ирма, стискивая айфон, кусала губы. Кому позвонить? Оставался еще один вариант. Крайний. Последний.
Ноготь с акриловым типсом с ненавистью ткнул в экран.
– Че, мать, че? – послышался торопливый сиплый говорок. Вася-Брови. – Доброго тебе здоровичька, на! Мать, матушка, благодетельница! – раболепно задышал Вася. – Как дела твои, все чики-пуки? А может, обидел кто? Ты только скажи, всех ушатаем!
– Вася, – дрогнувшим голосом сказала Ирма. – Моя дочь в тюрьме.
– Опа-на! – Голос Васи прозвучал радостно, даже гордо. – По серьезке малолеточка! Мокруха? – В вопросе была явная надежда.
– Вася. Нет, не в тюрьме, я неправильно выразилась… Алина в полиции…
– В изоляторе временного содержания, – со знанием дела произнесла Наталья Петровна, открывая окно. Прикурила и прицельно выдохнула дым в ночь.
– Помоги мне, Вася… К ней в камеру посадили каких-то уголовниц! Этот следователь, он сделал все назло, мы просили, просили!..
Ирма до боли закусила губу, чтобы не разрыдаться, слабо и позорно.
– Из ментовки дочку выкрасть? Ох, матушка… не вели казнить, этого не могу, на, пардону просим, чо…
– Ну я не знаю, Вася… подселить к ней в камеру кого-то… своего. Чтобы защитил. Меня… мне… кажется, меня некому больше защищать…
И она все-таки заплакала – беззвучно, неслышно. Вася еще говорил, что ему некого направить на помощь Алинке, он вроде как законник, а законникам никаких женщин не полагается, да и кругом одни шкуры, а надежную бабу найти непросто…
– Дайте уже ему отбой, этому шантрапе, он и так узнал слишком много, – заговорила Наталья Петровна, выдыхая пряную дымную струю. И продолжила после мхатовской паузы: – Мой папа, Ирмочка, был известным профессором-математиком. У нас имелась дача в трех часах езды от Москвы. Недалеко от дачи был колхоз, а в нем пастух – совершенно очаровательный и глубоко пьющий мужчина по имени Владимир.
Ирма опешила, замерла, царапнув стекло айфона.
– Позже сам профессор Успенский поражался многообразию лексических форм обсценной[1] лексики, которые я почерпнула во время конных прогулок на летних каникулах. Я вступлюсь за Алину. Не волнуйтесь, деточка. Мы не пропадем.
Ирма на секунду замерла… и с шумом втянула воздух через нос.
Все складывалось очень, очень странно.
… – Что у вас? – неприветливо встретил женщин дежурный. – Ограбление? Заявление написать?
– Уважаемый, – вкрадчиво сказала Наталья Петровна тоном пантеры Багиры из мультика про Маугли, – не могли бы вы оказать нам невероятную любезность и выслушать нас?
– Поговорить пришли? – нелюбезно выговорил полицейский. Явившиеся тетки с виду выглядели прилично, на одной была дорогущая одежда и в руке айфон стоимостью в два месячных оклада дежурного; вторая оказалась старухой с явной чудиной – из тех, что ходят по московским паркам в любое время года без лыж, но с палками.
– Наталья Петровна, – тихо сказала Ирма. – Я не знаю, что делать…
– Сядьте, деточка, – глубоким голосом сказала писательница, указав на одинокий стул у кулера. – Попейте воды.
Она достала эмалевый портсигар, на глазах оторопевшего полицейского со вкусом выбрала сигариллу, приладила ее в алых устах и высекла флаг пламени из байкерской бензиновой зажигалки.
– Женщина… – оторопело выдохнул дежурный; от шока он даже встал из-за пульта и пошел навстречу странным особам. – Вы что… тут нельзя… совсем уже!..
Спасибо за заботу. Я перебарщиваю с куревом, да. Но такая уж выдалась ночь, мой милый. Если говорить кратко, – Наталья Петровна выдохнула струю ароматного вишневого дыма и в довершение сделала колечко, – я хочу к вам в изолятор, юноша. Я. Хочу. Вы как предпочитаете, чтобы я дала вам взятку, свое удостоверение члена Союза писателей или попросту в нос?
– Откуда вы только взялись на мою голову, а? Вам зачем в камеру? Зачем вам? Все закрыто! Все ушли!
– Я писатель, – сказала Наталья Петровна, распахивая кошелек. В кошельке были бумажки приятного персикового цвета. Много. Наталья Петровна демонстративно уронила на пол две… три.