— Ты ранен? — Она быстро осмотрела его и ничего не заметила. — Что произошло?
Бенедикт глубоко вздохнул и сказал:
— Он не придет.
— Почему? Артур задерживается?
— Отец не вернется, — проговорил Бенедикт дрожащим голосом. — Он больше никогда не вернется…
Лицо Сяньли стало пепельного цвета.
— Я не понимаю. Он ранен? — Она отпрянула, словно готовясь бежать на помощь мужу. — Надо его найти!
— Мама, подожди! — Бенедикт схватил ее за руку. — Отец не ранен. Он мертв.
Она замерла, словно пораженная молнией.
— Отец умер, — повторил сын. — Он не ранен. Он мертв и похоронен в могиле, мама, он никогда не вернется домой.
В этот момент силы покинули ее, и Сяньли рухнула, словно жизнь разом выплеснулась из ее тела. Она лежала на земле, как брошенная за ненадобностью тряпка.
Бенедикт не двигался. Он просто не знал, какое нужно совершить движение, чтобы преодолеть ужасную пропасть, открывшуюся перед ними. Наконец он шагнул вперед, опустился на колени и, взяв ее за руку, помог матери встать. Они так и стояли, держась друг за друга.
Неизвестно, сколько прошло времени. Время остановилось. Когда Сяньли подняла голову и открыла глаза, она увидела, что мир вокруг полностью изменился. Никогда больше он ничем уже не порадует ее, никогда не будет того, что она знала и любила. Она смотрела на дом. Чужой дом. Как это могло быть? Мужчина, которого она любила, который был ее жизнью, ушел.
Она плакала и не замечала, что плачет. Ее увели в дом, но дальше кухни она не ушла, упала на стул за столом на кухне. Повар и экономка суетились вокруг, пытаясь хоть как-то утешить хозяйку. Сяньли не сопротивлялась, она принимала их усилия с равнодушием осужденного, который только что понял, что жизнь быстротечна, и значение имеет только вечное.
Экономка суетилась без толку, потом достала из шкафа бутыль и плеснула в чашку сидра.
— Примите, хозяйка, легче станет, — посоветовала она.
Сяньли машинально поднесла чашку к губам. Крепкий сидр ударил ей в нос, вызвал кашель, но помог привести чувства в порядок. Она огляделась вокруг, словно очнувшись ото сна, увидела Бенедикта, схватила его руку и сильно сжала, как бы убеждая себя, что он, по крайней мере, еще жив.
— Мне тоже очень жаль, мама. Они сделали все, что могли. Никто не смог бы сделать больше. — Он опустился на колени возле ее стула, и слезы, которые он так долго сдерживал, теперь лились свободно. — Я тоже сделал все, что мог.
Сяньли обняла его и не отпускала. Да, сын подрос, но все-таки еще не стал достаточно взрослым, чтобы отказаться от материнских объятий, а слезы все текли и текли. Она жестом попросила экономку принести еще сидра, а затем усадила Бенедикта на стул рядом с собой.
— Рассказывай. Я хочу знать все, что произошло, — сказала она хриплым голосом. — Все.
— Его ударили по голове — там было такое… и его ударили… — начал он.
— Молчи! — Мать приложила пальцы к губам сына, протянула ему чашку с сидром. — Сначала выпей. И начинай сначала. Не спеши. Торопиться уже некуда.
Бенедикт сделал большой глоток пряного напитка, и мысленно вернулся к началу трагедии.
— Мы пришли в храм, поужинали с Аненом, — начал он, и по мере того, как он говорил, голос его становился все тверже. — Анен сказал, что случилась какая-то беда, люди волнуются, а мы решали, остаться или вернуться домой. Я хотел вернуться… но… — Он виновато посмотрел в глаза матери.
— Ты не мог знать, — твердо сказала Сяньли. — Продолжай.
— Жрецы собирались посетить новый город фараона, они хотели поговорить с ним, хотели как-то уладить дела. Мы отправились вместе с ними. Фараон встретил нас, но отказался слушать, а когда мы уже уходили, вспыхнул бунт. Люди фараона почему-то очень разозлились, они напали на жрецов, бросали камни, толкались, кричали. Все побежали. Мы тоже пошли к реке через ворота, но отец хотел вернуться, чтобы помочь Анену и верховному жрецу. — Бенедикт поднял на мать полные слез глаза. — Из толпы прилетел камень и попал отцу в голову. Он упал.
— Его убили? — спросила его мать низким голосом.
Бенедикт покачал головой.
— Нет. Он был ранен, но жив. Мы побежали к лодкам. Некоторых жрецов тоже ранили, но нам удалось спастись. На лодке целители первосвященника ухаживали за отцом, и я думал, ему станет лучше. — Мальчик сделал паузу, допил сидр, облизнул губы и продолжал: — Но к тому времени, когда мы вернулись в храм, ему лучше не стало. Анен решил сделать операцию. Они вскрыли отцу голову, достали обломки кости и очистили рану.
Сяньли кивнула.
— Да, я знаю. Они умеют. Они очень опытные.