Пекарь посмотрел на него с жалостью.
— Ты меня слышал? — рявкнул Берли. — Нет никакого Бога!
Тав снова ударил, попал в челюсть, выбил пару зубов.
Энгелберт застонал и снова упал на колени.
— Ну, и где твой бог? — Берли жестко усмехнулся и остановил Тава, готового к новому удару. — Где твое прибежище?
В зале послушался какой-то звук, похоже, там отодвинули стул. Мгновение спустя перед стойкой появился мужчина с худым лицом, острой бородкой и в зеленой шляпе.
— Что здесь происходит? — требовательно спросил он.
— Не твое дело, — отрезал Берли, даже не оглянувшись. — У нас тут к пекарю вопросы.
— Этцель? — окликнул мужчина. — О чем он говорит? — Только тут спрашивающий заметил Энгелберта на полу, увидел окровавленное лицо булочника и ахнул. — Этцель! Что с тобой?
— Пошел вон! — прорычал Берли, поворачиваясь к мужчине. — Тебе сказали, не лезь не в свое дело!
— Теперь это мое дело, — возразил мужчина, обогнув стойку и заходя в кухню. — Я — господин Арностови, мне принадлежит это здание. — Он быстро подошел к Энгелберту и повернулся к Берли. — А ты — преступник.
— Мне надо знать то, что мне надо знать, — рявкнул Берли, не обращая внимания на домовладельца. — Или мне скажут, и я оставлю вас в покое, или…
— Молчи, Этцель, — сказал домовладелец. — Теперь они будут иметь дело со мной, Якубом Арностови.
— Не суй сюда свой большой нос, жид! — Берли был уже вне себя. Тав поправил кастет и был готов продолжать. — Говори, чертов пекарь, или на этот раз мы проломим тебе череп.
Арностови крикнул в столовую.
— Рупрехт! Тут преступление! Беги за вахтмейстером!
— Jawohl! — пришел ответ. Дверь кофейни хлопнула.
— Вот теперь мы посмотрим, кто кому что скажет, — усмехнулся Арностови. Он покровительственно положил руку Энгелберту на плечо и дал ему большой льняной носовой платок. — Вытри лицо, останови кровь. Как только Рупрехт вернется, отправлю его за доктором. – Повернувшись к Берли он сказал: — У меня найдутся здесь влиятельные друзья. Тебя арестуют.
— Убери их, — приказал Берли.
Тав шагнул вперед. В этот момент хлопнула входная дверь, и из столовой раздался истошный крик:
— Босс! Надо сматываться! — Кричал Мэл. — Они вызвали стражу!
Хотя он говорил по-английски, в его голосе отчетливо звучала паника. Арностови улыбнулся.
— Ну вот, видишь… Ты проведешь ночь в кандалах.
Берли скрежетнул зубами, но все же отступил. Тав последовал за ним. На ходу он схватил полотенце с сервировочного подноса; вытер кровь с кастета и сунул его в карман.
С грозным рыком он швырнул окровавленное полотенце в Этцеля и выскочил за дверь.
У входа Берли допрашивал Мэла.
— Где Бэби?
— В клетке за конюшней, — ответил Мэл.
— Возьми ее и жди нас у ворот. — Берли толкнул своего приспешника. — Иди, живо! — Он посмотрел через площадь на бегущих вооруженных людей и приказал Таву: — Найди Кона и Декса, только сделай так, чтобы на вас не обращали внимания. Идите к воротам и ждите меня за стенами. Я соберу вещи и встречусь с вами там.
— Что происходит, босс?
Уже скрываясь в тени, Берли коротко ответил:
— Мы уходим.
Низко опустив голову, он разминулся с тремя гвардейцами, бегущими к кофейне. Двое солдат были в стальных шлемах и вооружены короткими пиками с крюками на лезвиях. Берли усмехнулся и растворился во тьме пустой городской площади.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ. Конец всего
ГЛАВА 29. Дыма без огня не бывает
Трудно было понять, сколько прошло времени. Каждый день был похож на предыдущий, они незаметно перетекали друг в друга. Начиналось с умывания и простого завтрака, состоящего из подсушенного хлеба, разбавленного вина и фруктов; потом появлялся царский писец, преподававший язык. Следующие несколько часов Дуглас пытался овладеть ошеломляюще сложным этрусским языком, смесью протолатинского и фригийского, а может быть, персидского, или чего-то столь же экзотичного. Для Дугласа, неплохо знавшего средневековую латынь, он был все равно что венерианский. Язык Этрурии был скользким и не укладывался ни в какие логические нормы. Для некоторых это стало бы дополнительным стимулом, но Дугласа повергало в отчаяние.
Снайп не участвовал в обучении. После одного особенно мучительного занятия их королевский наставник посчитал, что учить мальчика бесполезно, и предоставил его самому себе. Дугласу так не повезло.
После каждого урока приходил слуга, приносил еду. Дуглас и Снайп ели, а затем на некоторое время их оставляли в покое. Иногда они гуляли по окрестным виноградникам — в сопровождении одного-двух незаметных охранников, — а иногда, как все добрые этруски, устраивали сиесту. Вечером приходил Паша, королевский камергер, он подводил итоги прошедшего дня. Время от времени Паша хвалил Дугласа; однако чаще уходил, неодобрительно покачивая головой.