За воротами наметилось какое-то движение. Берли сделал еще шаг к воротам.
— Спускайте кота! — крикнул он, но слова застряли у него в горле, когда на свет выступили четверо вооруженных стражников, толкавших перед собой Тава и Декса. Мэл и Кон, сильно побитые и несчастные, тащились следом. Кота с ними не было.
— Простите, босс, — мрачно пробормотал Тав. — Нас повинтили.
— Отлично, капитан, — воскликнул Арностови, пританцовывая от удовольствия. — Городской совет обязательно узнает о вашей храбрости.
Берли повернулся к своим обвинителям.
— Это невыносимо! Я желаю поговорить с императором!
— Заткнись, — сурово молвил капитан городской стражи. — У тебя будет шанс выступить перед судьей. Вот ему все и расскажешь.
Ближайший охранник грубо схватил Берли за плечо и толкнул его.
— Шагай!
— За то, что ты сделал с Энгелбертом, тебя высекут на площади, — усмехнулся Арностови.
— Ты, мелкая тварь, — прорычал Берли, проходя мимо, его лицо исказилось от ярости и разочарования. — Думаешь, сможешь меня остановить? Никто не заступит дорогу Архелею Берли. Ад за меня рассчитается!
— Посмотрим, кто за что рассчитается, — ответил Арностови. Он взмахнул рукой. — Уведите их.
Кипящего от негодования лорда Берли и его людей увели. Поскольку ночью все мировые судьи уже спали, их доставили прямо в тюрьму и заперли до предъявления официальных обвинений и передачи дела в суд. А до тех пор им предстояло провести время в подвалах Ратуши.
ГЛАВА 32, в которой время имеет решающее значение
— Уважаемые члены Зететического общества, добро пожаловать на Семьдесят второе Открытое заседание, — объявила г-жа Пилстик, занимая место на импровизированной кафедре. — Я буду вести заседание, и для начала хочу поблагодарить всех вас за то, что вы так оперативно откликнулись на наш призыв. Мы бы не стали настаивать на срочности, если бы не настоятельная необходимость.
В ее тоне, смягченном шотландским акцентом, не было и следа волнения или спешки, собравшей восемнадцать почтенных членов общества, вырвав их из разных мест и времен, в обще сложности из пятнадцати мировых сфер или измерений. Кит никак не мог уложить это у себя в сознании, обводя взглядом публику, собравшуюся в зале; к общему собранию здесь прибрались, центр залы очистили от книг и рукописей, а вокруг восьмиугольного стола поставили двойное кольцо кресел; на столе перед кафедрой стояли четыре незажженные свечи, лежала Библия и деревянный молоток ведущего. Кит прикинул, что за накал страстей должен бушевать здесь, чтобы ведущему потребовался молоток для наведения порядка.
Они с Касс пробыли в Дамаске пять дней, за это время он познакомился с Бренданом, миссис Пилстик и Тони Кларком. Два дня назад к ним присоединились Джанни и Вильгельмина, прибывшие из Рима после завершения исследований. Кит заметил перемену в поведении обычно оптимистично настроенного монаха.
— Как съездили? — спросил он Вильгельмину, когда после первых приветствий Джанни извинился и направился к Тони Кларку.
— Не впустую, — сообщила Мина. — Лаборатория Ватикана нам очень помогла, кое-что мы узнали, то есть Джанни узнал, но окончательного анализа редкоземельных элементов у нас пока нет. Мы до сих пор не знаем, что питает теневые лампы.
— А что с ним вообще? — обеспокоился Кит. — Парень выглядит так, будто на нем вся тяжесть мира.
— Я не уверена. Он говорил со своими знакомыми из обсерватории. Я еще не видела его таким расстроенным.
Представление Джанни и Тони — словно пламя, встретившееся с запалом — положило начало серии тревожных дискуссий за закрытыми дверями. Неизвестно, о чем там шла речь, но общая нервозность заставила Брендана созвать экстренное собрание общества — «для уточнения позиций», как он выразился.
— Мы не можем решить это сами, — говорил Брендан. — Нужно одобрение всех членов.
На следующее утро начали прибывать зететики. Как их вызывали, Кит так и не узнал, но в течение следующих двух дней все члены Общества прибыли в Дамаск. Встречая их одного за другим, Кит поразился тому, насколько одинаковым темпераментом все обладали, сколько энергии накопили, сколько отваги было в их действиях. Они показались ему мудрыми, хотя и немного раздражительными: в сущности, очень похожими на прадедушку Козимо.
Известие о смерти Козимо и сэра Генри было встречено с тревогой и искренним сочувствием. Одна участница — пожилая смутьянка по имени Тесс — взяла на себя задачу организовать поминальную службу. И, не откладывая, организовала поминовение во время вечерни в соседней часовне монастыря Св. Феклы, где остановилось большинство зететиков. Служба была простой и искренней, и во время молитв Кит почувствовал, что его связывала с Козимо не только привязанность. Когда Брендан начал произносить слова заключительной молитвы, откуда-то из глубин существа Кита поднялась волна горя и накрыла его с головой. Он с удивлением заметил, что слезы капают на сложенные руки. А ведь он не так уж долго общался с Козимо, но кровная связь — не пустяк, и впервые после безвременной кончины его прадеда — точнее, убийства, — Кит позволил себе оплакивать прадеда; давно сдерживаемые чувства пробились сквозь его защиту, и слезы принесли облегчение.