В тот день мне не надо было заниматься караулами в цитадели, а потому я переоделся, сбросив темно-зеленое блио полка боссонских арбалетчиков, и избрав обычную одежду горожанина. По опыту выяснено, что если не хочешь нажить неприятностей, по Толозе лучше расхаживать в статском платье. Граф Люксэ поручил мне прогуляться в город и выяснить, каковы умонастроения у здешних торговцев и мастеровых, благо я сравнительно неплохо разговаривал на Полуденном диалекте. Под простую коричневую котту я все-таки запрятал кинжал и три метательных ножа — так оно спокойнее, а предусмотрительность еще никому не вредила. Тем более, в городе, стоящем на грани бунта.
Цитадель стоит на самой вершине холма, и это не слишком хорошо — у нас нет доступа к реке, а строители укрепления не озаботились пробить в твердом грунте колодец. Посему на случай возможной осады граф копил продовольствие и приказывал каждодневно пополнять запас воды в громадных ставедерных бочках, стоявших под навесом во дворе. Черпать гнилую вонючую воду из рва, окружавшего цитадель, было невозможно — этой густой зеленовато-желтой смрадной жижей даже подыхающий от жажды вурдалак не прельстился бы.
Я миновал стражу у раскрытых ворот нашей крепостицы, кивнул десятникам, сказал, что вернусь ко второму полуденному колоколу, и зашагал через обширную и пустую площадь вниз, к берегам реки и речной гавани — именно там находилось средоточие толозских таверн, купеческих рядов и рынков. Толоза — город торговый, сюда стекаются золотые ручейки как с Полудня, так и с Полуночи. До устья впадающего в полноводный Хорот притока Арье всего десять лиг, а как известно, Хорот является главной купеческой дорогой Аквилонии. Корабли под самыми разными вымпелами приходят в Толозу каждодневно, зимой и летом — здесь река не замерзает, слишком тепло.
Толоза по виду обычнейший город, каких много на Полудне. Дома выстроены из добывающегося неподалеку розового камня, крыши непременно черепичные, причем плитки самого разного цвета: коричневые, красноватые, желтые, серые и даже синеватые. Очень много цветов — любая уважающая себя хозяйка содержит палисадник, а если такового нет, то украшает ящиками с цветами подоконники. Самые большие здания принадлежат цехам мастеровых и почти бесчисленным купеческим гильдиям — от флагов и гербов в глазах рябит. Дворяне, увидев такие гербы, начали бы презрительно кривиться — ткачи, например, избрали своей эмблемой прялку и веретено в окружении льняного венка, — но в Толозе ремесленники сильны и уважаемы, их старшины частенько выбираются на должности вигуэров. Причем строптивый совет вигуэров частенько ссорится с графом Раймоном, но до столкновений или, упасите боги, оружия дело никогда не доходит — любит народ своего графа, а с милым побраниться — только потешиться…
Самые большие постройки в центре города — два митрианских монастыря и огромный храм под белым с золотом куполом. До недавнего времени настоятелем храма был верховный жрец Пуантена, но прошлым летом городской магистрат приказал ему покинуть город — жреца и его окружение обвинили в стяжательстве и многих других грехах, неприличествующих служителю Митры. Тот отказался, и тогда горожане выгнали жреца вместе со свитой силой — ему пришлось уехать в Гайард под защиту герцога Просперо. Хорошо не убили, а ведь и такое случается. Злы люди на митрианцев.
Непорядок в нижнем городе я приметил сразу. Сейчас вроде бы разгар дня, люди должны быть погружены в труды — торговать, работать в мастерских, разгружать пришедшие утром в гавань корабли. Но ничего подобного! Возле монастыря Посоха Святого Эпимитриуса вовсю бушевала изрядная толпа, голов в триста, а может, и больше. Я и решил посмотреть, что такого интересного случилось.
Оказывается, на высоком мраморном всходе ведущем в обитель сцепились в яростном словесном поединке двое. Первый, в белоснежном с золотом жреческом облачении, пухлый и краснолицый — явно занимал в монастыре высокую должность. Второй был совсем другим. Лик имел бледный, иссушенный, ни одной мягкой линии — сплошные углы, изломы, тени. Только огромные глаза горят неистовым светом. Одежда донельзя простецкая — потрепанная сероватая хламида из грубой холстины, подвязанная веревкой, ноги босы, голова непокрыта. Но горожане поддерживают криками именно его, а не разодетого в шелка жреца из обители.