На следующее после начала осады утро мы провели небольшой совет, в котором участвовали месьор Люксэ (кстати, на наречии Полуденного Пуантена вежливое обращение звучит не «месьор», а «мессен»), я сам, как сотник пешего войска, и двое самых опытных десятников. Думали, как отправить гонца и кого именно выбрать. Никто из боссонцев не подходил — выглядят нездешними, все как на подбор светловолосы и светлоглазы, а обитатели Пуантена в большинстве смуглые и темны головой. Да и рожи наши в городе примелькались. И тут меня внезапно осенило:
— Ваша светлость, а если одну из девок отправить?
— Чего? — вытаращился граф. — Ламбер, ты не заболел, случаем? Девку?
— Именно! Вот, к примеру, Аньес из Танасула. С нашим отрядом уже три года, верность свою доказала — помню, во время стычек с пиктами на Черной реке донесения в соседние форты запросто переправляла, да с ранеными сидела, да еще луком неплохо владеет… И ножом. Сущая амазонка, хотя шлюха первостатейнейшая.
— Может быть, ей просто нравится такая жизнь?.. — неопределенно пожал плечами граф и усмехнулся. — Впрочем, почему бы не попробовать? Зови свою Аньес, гулящую девицу из Танасула! Посмотрим, на что она годна!
Означенную гулящую девицу немедля явили пред светлые очи его светлости. Люксэ только губы поджал, чтобы не рассмеяться, но Аньес сию гримасу приняла как презрительную. Надулась.
Дева была знатная, ничего не скажешь. Рост имела высокий, в три с половиной локтя и одну ладонь. Ликом была пригожа, губами пухла, глазищи огромные, будто плошки. Статью не обделена — шнурки на пышном лифе едва сходятся, но толстой Аньес никак не назовешь, скорее крепка и в кости широка. Волосы у нее темные, загар на лице — от местных не отличишь. Одевается не слишком богато — много ли золота из наших солдат на тряпки вытянешь? — однако и дешевой потаскухой из гавани никак не выглядит. Знает Аньес себе цену — все-таки при гвардии состоит. Как это невинно именуется в донесениях начальству, «маркитанткой». Может и прав светлейший граф: нравится ей жить с нами.
— Дело к тебе есть, Аньес, — серьезно сказал Люксэ. — Справишься — дворянство получишь, обещаю…
И рассказал все, как есть. Надо отправиться в Гайард, рассказать о случившемся в Толозе Великому герцогу Просперо. Если нет его в городе, придется ехать в саму Тарантию, ко двору короля Конана.
— Да кто ж меня к королю пустит? — справедливо заметила Аньес. — Ведь пинками от дворца прогонят!
— Перстень покажешь, — Люксэ, морщась, стянул в пальца украшенное сапфирами кольцо, с гравированными леопардами Пуантена. — Скажешь, что спешное сообщение, мятеж мол на Полудне. Поняла? Только смотри, чтоб перстень этот в чужие руки не попал.
— Так спрячу, Бел Обманщик не отыщет, — уверенно заявила дева, а десятники мои ухмыляться начали. — Только как вы меня из цитадели выпустите?
— Ламбер что-нибудь придумает…
Вот так всегда. Самое сложное искони достается сотнику, будто он в крепости самый умный. Хотя… Выход есть, причем очень простой!
— Ваша светлость, поднимите на барбикене желтый вымпел, пусть осаждающие на переговоры подойдут, — сказал я графу.
— Зачем?
— Скажем, чтоб отошли на время от стен — надо выпустить конюхов из толозцев и беспутных девок. Не погибать же им вместе с нами? Пускай в цитадели только военные останутся!
— Вряд ли согласятся… — покачал головой Люксэ. — Но попробовать можно.
Увидев призывающий к переговорам вымпел, ко рву подъехал один из вигуэров Толозы — он от имени графа Раймона командовал осадой. Выслушал. И неожиданно согласился — жалко ему было своих горожан в крепости оставлять, а уж нам они совсем не сдались: того и гляди нож в спину всадят.
С тем горожане отошли от крепости подальше, мы опустили мост, открыли в воротах калитку и вытолкали наружу всех пожелавших уйти девок вкупе с Аньес, да прислугу нанятую в городе. Я только сплюнул, заметив что бывших пленников цитадели даже не обыскали — слуги были своими, толозцами, а со шлюх спроса вообще никакого. Видно, что вигуэр военного опыта не имел и на наше счастье излишней осторожностью не отличался.