Я нарочно дожидался самого глухого предрассветного часа, когда даже самые отъявленные буяны отправляются спать. Луна зашла, небо на Восходе едва начало бледнеть. На площади вяло догорали костры, человеческих голосов слышно не было. Умаялись, мерзавцы…
Баллиста действовала безупречно, механизм был смазан свиным салом, тетива огромного самострела натягивалась с трудом, что гарантировало большую дальность стрельбы. Теперь следовало подготовить снаряды.
Это было зингарское изобретение, отлично показавшее себя уже не в одной войне. Вместо тяжелого стального наконечника на оконечье стрелы баллисты устанавливался продолговатый конусообразный сосуд из мутного стекла. В него на две трети заливалась горячая смола и на треть — прозрачная горючая жидкость, получаемая при перегонке «земляного масла», которое выходит на поверхность в некоторых областях побережья Полуденного океана, образуя черные безжизненные поля. Затем в сосуд вставляется горящий фитиль, тяжелая и длинная стрела утверждается на ложе баллисты…
Очень эффектно получилось, скажу я вам! Первый же снаряд улетел далеко за ближайший ряд домов, ударил в здание находящееся во втором или третьем от цитадели квартале, сосуд лопнул и к небу поднялся оранжевый клуб жидкого пламени. Да, стены домов в Толозе каменные, но перекрытия-то деревянные! И хозяйственные постройки во дворах тоже выстроены из дерева! И склады в гавани тоже, да только наша баллиста никак до них не достанет. К сожалению.
За квадранс мы успели выпустить семь огненных стрел. А потом еще пять.
— Ну и кашу ты заварил, Ламбер, — сказал месьор граф, наблюдая за разгоравшимися в предутренних сумерках пожарами. — Теперь нас живыми отсюда точно не выпустят. Однако, красиво…
Полностью согласен с его светлостью. Это было красиво. Оранжевое зарево над черным городом.
Над Толозой начал подниматься тоскливый вой собак, почуявших большую беду.
* * *День двенадцатый.
Дела в цитадели не так, чтобы совсем плохи, но и не блестящи. Пищи и воды у нас пока хватает, голодными не остаемся. Еда однако, в рот не лезет — Раймон и его псы решили истребить королевский гарнизон другим способом, совершенно не рыцарским. Впрочем, в войне все средства хороши и я начал понимать, что этот не менее действенен чем все прочие.
Катапульты добрых жителей Толозы начали забрасывать крепость всяческой немыслимой мерзостью. Дохлые кошки или крысы. Бочонки с дерьмом, вычерпанным из выгребных ям. Начавший разлагаться ливер домашнего скота — они что, нарочно оставляют его гнить под солнцем на несколько дней?
Отлично понимаю, почему Толоза так на нас окрысилась — мы сожгли почти четверть города. Горожане и вояки графа Раймона в отместку тоже пытались предать цитадель огню, но не преуспели. В крепости все строения каменные, горшки с зингарским огнем разбивались о гранитные блоки и смесь прогорала на голом камне. Единственно, погибли трое моих арбалетчиков, попавших под огненный дождь и сгоревших живьем — погасить смесь водой невозможно, пока все не выгорит, пламя не остановишь.
Так или иначе, у подданных Раймона VI потерь куда больше. Той памятной ночью пожар занялся сразу в девяти кварталах, горожане боролись с огнем трое полных суток и смогли остановить его только разрушив дома между верхним городом и кварталами прилегавшими к гавани — пламени помогал сильный ветер с реки.
Толоза пылала пышно, дымы наверняка видели за много лиг от города. Вот никогда бы не подумал, что одна баллиста с прислугой в пять человек может причинить такие разрушения! Сгорело до сотни домов, склон холма от цитадели до схода к речной гавани теперь выглядит огромным неровным пятном черно-серого цвета — угли да пепел. О том, сколько людей погибло в огне, я предпочитаю не думать: пожар начался под утро, неразбериха и паника стояла страшная, воду в бочках от реки подвозить не успевали, городская стража так и не поняла, что же случилось и не успела вывести с горящих улиц всех, кто пытался уйти от пожара.
Моими руками на мятежную Толозу обрушился гнев богов, которых она оскорбила. И я ничуть не жалею о случившемся — Митра и Иштар рассудят, кто прав, а кто виновен.
Сразу после пожара в городе граф Раймон предпринял штурм цитадели, но вынужден был отступить и понес большой ущерб в людях. Во-первых, все подступы к крепости теперь идеально просматривались, а значит и простреливались. Во-вторых, две сооруженные наспех из подручных материалов осадные башни не обили железными листами или шкурами забитых животных — стоило нам выстрелить сосудами со смолой, как они вспыхнули, не приблизившись к стенам и на пятьдесят шагов.