— Нем нужны деньги, — хмуро отозвалась Зенобия. — Много денег. Конан сказал мен, что речь может зайти о создании армии наемников, наподобие той, что воевала на Черной Реке во времена Зогар Сага.
— Деньги? — вздернул брови Гленнор. — Для этого у нас есть канцлер Публио. Судя по той сумме, которую он украл из казны за последний год, золота в Аквилонии пока хватает. Не понимаю, почему Конан настрого запретил мне не трогать Публио и закрывать глаза на его закулисные делишки — в любой нормальной стране вор столь высокого полета давно оказался бы на эшафоте.
— Тут вы ошибаетесь, господин барон, — рассмеялся вдруг упырь, доселе в разговор не встревавший. — дела денежные сродни делам военным — всегда в запасе должен оставаться резерв. Насколько я понимаю, Латерана учитывает каждый золотой, ушедший из сокровищницы короля в карман его светлости Публио?
— У меня целый шкаф забит бумагами, красочно повествующими о его проделках, — скривился Гленнор. — На три десятка смертных казней хватит, все доказательства, показания свидетелей и соучастников…
— Сколько Публио ворует за год? — продолжал настаивать Рэльгонн.
— Когда как. Сейчас его состояние оценивается в девять с половиной «сфинксов». Не считая земельных владений, замков и дворцов.
— Что-о? — вытаращилась Зенобия и я отлично понял ее чувства. Девять с половиной «сфинксов» — сумма не просто умопомрачительная, а гигантская! Фантастическая!
«Сфинкс» — это установленная Золотой Палатой королевства Офир мера веса золота, соответствующая тысяче офирских талантов, а каждый таковой талант в свою очередь равняется сотне денариев Ианты — самых полновесных и дорогих монет Заката. Теперь можете сами посчитать, на какую сумму Публио нагрел казну родимого королевства за восемь лет своего канцлерства.
Замечу, что сей прохвост получил третий по значимости титул в стране будучи нищим в самом буквальном смысле этого слова — его еще при короле Вилере с позором выгнали из государственного казначейства за воровство, проскрибировали все замки и владения и сослали в отдаленный Танасул, доживать свои дни на нищенские подачки из столицы…
Публио, конечно, гений. Самый наигениальнейший гений — этот человек способен создавать золото из глины и навоза ничуть не хуже любого алхимика. Конан недаром назначил его канцлером — после правления Нумедидеса и его клики, разграбившей страну, Публио сумел за полгода наполнить казну, вернул былую репутацию аквилонскому золотому кесарию, восстановил находившуюся в упадке торговлю, а затем вновь обратился к любимому увлечению — наглому воровству. Ибо не воровать Публио не мог.
Не только барон Гленнор гадал, почему король долгие годы не обращает внимания на то, что Публио беззастенчиво запускает лапу в сокровищницу короны и тащит оттуда все, что не прибито гвоздями. Девять с лишним «сфинксов» — это знаете ли, не шутка — другой бы на месте железного канцлера давно встретился бы с палачом. Но Конан отдал приказ тайной службе не обращать на него никакого внимания, а только собирать бумаги, которые однажды смогут пригодиться королевскому обвинению.
Многие полагали, что король исключительно высоко ценит канцлера только за его выдающиеся качества — все-таки при Публио казна никогда не бывала пустой, денег хватало на все необходимые расходы, налоги не повышались… Но сейчас Рэльгонн, как мне подсказывает чутье, сумел объяснить, истинную причину поведения киммерийца!
За одиннадцать лет знакомства я убедился, что Конан отнюдь не дурак. Скажу больше: говорить, читать и писать на нескольких языках может научиться кто угодно (да хоть меня возьмите…), но истинно варварского ума, изощренного и гибкого, людям цивилизованным боги не даровали. А вот Конан владеет им в полной мере и хитрости нашему варвару не занимать.
Ну конечно же! Состояние Публио — это «неприкосновенный запас» королевства! Это деньги, которые надо будет потратить в ситуации чрезвычайной и непредвиденной! Именно поэтому варвар позволял хитроумному канцлеру воровать столько, сколько сумеет уместить его карман, но и не забывал напоминать Латеране, что каждый украденный золотой должен быть учтен в соответствующих документах, которые при надобности можно будет пустить в ход!
Насколько я понял, Гленнор тоже догадался. Лицо господина барона озарилось хищной улыбкой.
— Своих детей у Публио нет, — задумчиво сказал глава Латераны. — Состояние после его смерти отойдет к бесчисленным племянникам и племянницам, а отдавать девять сфинксов и без того обеспеченным дворянчикам никто не собирается… Мнение Публио по этому поводу меня мало интересует. Решено, завтра я вызову его в Латерану и поговорю по душам… Да вот только он может и не ответить на вежливое приглашение — у нас с его светлостью старые разногласия.
— Еще как ответит, — жестко сказала Дженна. — Я, как правящая королева, настоятельно порекомендую Публио навестить ваше поместье, барон. Но… Я полагаю, что грабить канцлера мы не будем.
— Грабить? — самым невинным тоном переспросил Гленнор, картинно вздернув бровь.
— Давайте посчитаем, — в глазах Зенобии появился знакомый мне блеск. Такую интересную хитринку можно увидеть на лицах купцов, почуявших запах больших денег. — Наемная армия? Отлично! Будем исходить из обычной платы в два кесария за седмицу каждому наемнику. Десять тысяч человек — это сколько получается? Добавляем сюда расходы на провиант, фураж для лошадей, оружие, оплату грузовым кораблям нашего речного флота, которые будут перевозить новобранцев, непредвиденные траты… В целом получается не более полутора «сфинксов». Гленнор?!
— Да, ваше величество?
— К завтрашнему утру подготовьте бумаги, обвиняющие его светлость герцога Публио Форсеза, канцлера Аквилонии, в злодейской покраже из казны золота на сумму в полтора офирских «сфинкса»! Оставшихся восьми старику вполне хватит для счастья… Если не вернет указанную мною сумму — повесить!
— Это же шантаж! — фыркнул Рэльгонн.
— …И его нельзя вешать, — хрюкнув, добавил барон Гленнор. — Он дворянин, герцог…
— К Нергалу традиции! — Дженна взглянула на меня. — Тотлант, у тебя при себе чернильница и перо?
— Нет, оставил наверху, в библиотеке…
Но Гленнор уже хлопнул в ладоши и в Белой гостиной появился тихарь и золотым подносом, украшенным пузырьком с отличными чернилами из краски осьминога, белоснежным гусиным пером и несколькими пергаментными листами.
— Я знал, что писчий прибор может пригодиться, — пояснил наш великолепный барон. — Что угодно начертать вашему величеству?
— Сейчас… — Зенобия быстро набросала несколько строк на пергаменте, вынула из прицепленного к поясу парчового мешочка Малую Печать, дыхнула на кругляш и оттиснула на документе изображение королевского Льва, окруженного девизом Аквилонии: «Где властна воля — там путь к победе!»
— Теперь за покражу из казны любой дворянин будет подвергнут позорной казни через повешенье, — пояснила Дженна, передавая пергамент Гленнору. — Покажи бумагу Публио, он поймет…
— Круто вы взялись за дело, государыня, — покачал головой барон. — Некоторые извечные традиции и вольности нельзя отменять, Рокодов не оберешься, каждый второй дворянин взбунтуется, причем на самых законных основаниях… С вашего позволения, я этот указ покажу только Публио. Как всякий вор он труслив, поверит. Но к всеобщему оглашению я сей рескрипт не рекомендую.