— Государь, уйдите из Толозы, — серьезно сказал граф. — Дайте нам жить так, как мы хотим, не навязывайте свои законы и свою веру. Да, мы отринули Митру и другие древние культы, но свобода исповедания никогда не была запрещена во владениях Трона Льва, каждый имел право верить в того бога, в какого хотел. Мы не желаем отделения от Аквилонии и не станем отрекаться от вассальной присяги — воины Полудня всегда будут готовы придти на помощь своему королю в случае опасности. Повторюсь, государь: позвольте нам жить так, как нам указует совесть и разум.
— А не то?.. — ласково спросил киммериец.
— В противном случае начнется война. Никому не нужная, долгая и кровопролитная. Поймите, ваше величество, мы хотим лишь…
— Хватит! — поднял голос Конан. — Меня мало интересуют ваши желания. Аквилония — великое и единое королевство, которое сознано многими поколениями наших предков и я никому не позволю его разрушить!
Коменж сдержанно улыбнулся.
— Наших предков? Возможно. Именно наших.
Я замерла. Конан может быть сотню раз киммерийцем, но обретя корону и скипетр Древних Королей он начал считать себя аквилонцем. Самым что ни на есть коренным и природным аквилонцем. Подобные намеки для некоторых не слишком разборчивых в словах месьоров уже закончились плахой…
Но Конан сдержался, хотя я видела, с каким трудом ему это далось.
— Условия? — спросил король. — Меня не интересуют громкие слова. У вас и Раймона Толозского есть четкие предложения?
— Конечно, — ответил граф. — Вот, послушайте…
И Коменж извлек из рукава пергаментный свиток.
Если вы помните, я уже рассказывала о крайне неприятной истории происшедшей незадолго до взятия Толозы Аквилонской гвардией. Городской совет посчитал, что сможет уговорить Конана отказаться от военных планов и прислал в королевский лагерь почти два десятка вигуэров, кои и должны были остудить воинственный пыл его величества.
Как и следовало ожидать результат оказался прямо противоположным. Я рассчитывала, что Конан попросту выставит почетных граждан Толозы, но короля так разъярили сладенькие речи вигуэров, которые с ясными и честными глазами уверяли «возлюбленного государя» в своей неизбывной преданности, что киммериец решил примерно наказать бунтовщиков. В результате на поле, напротив городских стен, появились девятнадцать виселиц, а в Толозе поняли, что шутить Конан не намерен.
Во время весьма напряженного разговора с графом Коменжем меня глодало нехорошее предчувствие, что дело кончится тем же — поскольку выставленные дворянами Полудня условия были совершенно неприемлемы и Конан воспринял их не только как личное оскорбление, но и как оскорбление Высокой Короны, каковое всегда и во все времена незамедлительно каралось смертью, будь ты золотарем или Великим герцогом.
Итак, что же предложили королю граф Раймон и его верные родственнички? А вот что.
Дворяне Полудня (формально оставаясь вассалами Аквилонии) должны получить право суда на своих землях, право не платить налоги в казну Тарантии (им убеждения не позволяют возиться с презренным златом… Ну-ну…), они не будут обязаны выполнять распоряжения королевских наместников и самого монарха, если таковые ущемляют их фатаренскую веру. Кроме того, митрианцы или иштарийцы не должны вести проповеди и открывать храмы своих богов на Полудне.
Взамен королю предложили следующее: «Совершенные» не станут распространять учение пророка Мэниха на остальных землях королевства, а в случае возможной войны с соседями Толоза, Коменж, Бигор и Фуа придут на помощь королевской армии, как и положено по вассальному договору. (Заметьте, речь зашла о «договоре», а не присяге!) Причем делалась оговорка: означенные графы не станут воевать со своими «братьями», сиречь фатаренами. Но в то же время Корона обязана защищать их как и всех прочих вассалов Трона Льва…
Ни один король никогда на такое не согласится! Если, конечно, этот король силен, располагает огромной армией и почти неограниченными средствами. Теоретически, сейчас Конан имел все возможности раздавить мятеж — за его спиной стояла почти вся Аквилония и против фатаренов был заключен союз с Немедией и Зингарой. Но для подавления бунта требуется время — надо подтянуть войска, закрыть границы и перерезать торговые пути, затем придется долго выковыривать мятежников из их горных замков, а впереди зима…
Тут я согласна с Коменжем — война грозит перерасти в затяжную, а народ таких войн не любит: простецы куда больше воодушевляются после сообщений о лихих победах. Но когда начинают повышаться налоги, купцы не могут нормально торговать, у кметов отбирают часть урожая для прокорма армии, того и гляди что недовольство начнет расти и в верных королю провинциях. В любом случае план молниеносной войны разработанный Конаном и Паллантидом почти сорвался…
Самое неприятное сообщение пришло с почтовым соколом ближе к вечеру, когда Конан решительно отказался принять соглашение с мятежниками и выставил Коменжа вон из крепости. «Мастер королевских посланий» передал депешу Паллантиду и я увидела, как у нашего доблестного легата глаза на лоб полезли. Затем клочок тонкого пергамента оказался в руках Конана.
— Ну и дела, — выдавил король, прочитав. — В ближайшее время подкреплений ждать не следует. Оба легиона снятые с немедийской границы частично разгромлены, частично отступили на исходные рубежи.
— Что-о? — протянула я, не веря своим ушам. — Разгромлены? Кем? Когда? Где?
— Эти полки располагались полуночнее Шамара, прикрывая перевалы Немедийских гор со стороны Шамарского герцогства и маркграфства Ройл, — пояснил Паллантид. — Получив приказ, они двинулись на Полдень вдоль горного хребта к реке Тайбор, где должны были погрузиться на галеры и прибыть сюда… Сами знаете, наши земли за Тайбором отвоеванные Сигибертом Завоевателем примыкают к полуденным графствам Трона Дракона, тоже охваченным ересью, а там и до Коринфии рукой подать.
— Нападение произошло ночью, противник подошел со стороны немедийской границы, — сказал Конан, угрюмо поглядывая на депешу. — Нашу пехоту застали врасплох, в полевом лагере. Использовались какие-то невиданные боевые животные, похожие на гигантских нелетающих птиц — подозреваю, что мятежники пустили в бой метаципленариев, о которых говорили Гвай и Мораддин. Да еще и какая-то неизвестная магия — надо полагать, среди нападавших оказались колдуны «Черного Солнца».
— И что? — пролепетала я, хотя отлично понимала каков будет ответ.
— Не маленькая, сама должна понимать, — огрызнулся возлюбленный супруг. — Ночь, внезапность атаки, войско отдыхает, а тут еще и здоровенные чудовища, против которых нет никаких способов борьбы! А еще — какой-то «ползучий белый огонь». Тотлант, не знаешь, что это за гадость?
— Знаю, — буркнул волшебник. — Кхарийское боевое заклинание, описания в книгах сохранились, но формула заклятья считалась утерянной. Очередное гениальное изобретение мага Оридата, считавшегося самым могучим колдуном-воителем Ахерона. По мне, так этого Оридата следовало придушить еще в колыбели, слишком уж много жутких заклятий создал.
— В общем, потери составили только убитыми до четверти от общего числа двух легионов, — закончил король. — Уцелевшие беспорядочно бежали на Полночь и только на следующий день командиры сумели хоть как-то навести порядок. Обоз, ясное дело, достался противнику. Вот так сюрприз…
— Подождите, подождите! — запротестовала я. — У страха глаза велики! Да вы сами посчитайте! Пеший легион — шесть тысяч щитников да еще сотни две всадников. Получается больше двенадцати тысяч клинков! Потеряна четверть? Это же тридцать сотен! Откуда такое число жертв?
— Военная управа не доносит, сколько боевых животных использовалось противником, в депеше сказано «около трех десятков», — ответил Паллантид. — Насколько я понимаю, каждая такая птица очень велика и почти неуязвима.