11. Магдала Ларсен
Никогда не чувствовала себя такой дурой…
Мне удалось быстро собрать съемочную группу, и мы поехали. Настроение у всех было приподнятое. Дорогу показывал сам Троммель. Мы нашли следы его лунокара и отпечатки его сапог у входа в пещеру. Однако через несколько минут уперлись в тупик: лучи прожекторов высветили ровную поверхность базальтовой стены. Троммель принялся шарить по ней руками, но безрезультатно. Никаких источников тепла не было, а портативный эхозонд не обнаружил за стеной никаких пустот — сплошной камень в пределах видимости.
— Ну, что скажете? — обратилась я к Троммелю.
Он молчал. Я не могла видеть выражение его лица за щитком гермошлема.
— Это неважно, — наконец вымолвил он.
— Как, неважно?! — рассердилась я.
— Вы не понимаете. Здесь могло не быть и пещеры, и моих следов. Это не наш мир, а их. Здесь они всемогущи. Они могут открыть путь и могут закрыть его. Не всякому дано увидеть их и говорить с ними…
Он еще что-то молол в том же духе, но я не слушала. Мысль была только одна: все, передачи не будет. Купилась, как дура. А этот псих все испортил! Все мечты разлетелись вдребезги.
— Мы возвращаемся, — сухо сказала я, повернулась и зашагала по осыпающимся камням, не оглядываясь назад. За мной потянулись остальные.
Придя домой, я уткнулась носом в подушку и разрыдалась, как девчонка. Так я сама не заметила, как заснула.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ: ТАНЕЦ ПРИВИДЕНИЙ
12. Шериф Кеннеди
Было начало второго — я как раз принялся за сэндвичи, заботливо приготовленные женой — когда позвонил начальник охраны мэрии и сообщил, что здание атаковано группой журналистов, причем всем почему-то нужен заместитель мэра Сэм Кашин. Там все еще сохранялся режим пропусков. Атмосфера в городе пока оставалась тревожной, хотя напряжение постепенно спадало. Не все поверили, что мы нашли настоящего поджигателя, а другим было все равно, лишь бы побузить. При других обстоятельствах я приказал бы пропустить прессу или, наоборот, послал бы наряд в подкрепление, рискуя навлечь на себя обвинения в нарушении закона об информации. Теперь же я решил лично разобраться, в чем дело — пусть видят, что полиция не дремлет.
Я взял пару своих парней, и мы поехали. У входа в здание мэрии действительно ошивалась стайка журналистов и вяло переругивалась с не пускавшей их внутрь охраной. Заметив нас, самые бойкие переключили свое внимание на меня:
— Эй, шериф, что происходит?
— Это я у вас хотел спросить. И если не получу удовлетворительного ответа, то немедленно арестую всех за нарушение общественного порядка. Вы меня знаете!
Мне тут же наперебой стали рассказывать одну и ту же историю в разных вариациях. Оказывается, несколько редакций газет и телевидения получили анонимные послания. В них говорилось, что сегодня в тринадцать ноль-ноль будет казнен за коррупцию Сэм Кашин, заместитель Майкла Петровича.
Я посмотрел на часы, потом решил, что хуже не будет, и приказал охране пропустить нас вместе с журналистами.
Вся процессия со мной во главе, сопровождаемая удивленными взглядами муниципальных служащих, поднялась на второй этаж и с трудом вместилась в приемную. Навстречу нам поднялась испуганная секретарша — блондинистая девица в мини-юбке:
— Господин Кашин обедает!
— У себя в кабинете?
— Да, он не выносит есть на людях. Его нельзя беспокоить.
— Ничего, переживет. Позвоните ему.
Девица несколько раз нажала кнопку селектора, но безрезультатно. Дверь в кабинет была заперта изнутри.
— У вас есть ключ?
— Да, — пролепетала секретарша и под хихиканье журналистов стала рыться в своем декольте. Наконец, ключ был извлечен на свет, я приложил его к замку, и дверь отворилась. Оттуда вдруг вылетел порыв невесть откуда взявшегося холодного ветра, а потом нашим взглядам предстало довольно жуткое зрелище.
Заместитель лежал на полу, совершенно голый, в луже крови. Голова его была свернута на сторону, глаза выпучены, в зубах застрял недоеденный бутерброд. Кисть левой руки была отрублена и лежала на животе, сжимая какие-то бумаги. На ладони правой руки лежало сердце, вынутое из проломленной грудной клетки. В первый момент мне показалось, что оно еще бьется.
Наступившее молчание было прервано истеричным воплем секретарши. Журналисты, опомнившись, защелкали аппаратами и зажужжали камерами.