Эта страна, позолоченная первыми лучами солнца, лежала ныне перед непобедимой армией короля Валузии, накануне вечером ставшей лагерем у подножия безымянного холма, на границе между Фарсуном и Кхешией. Сейчас, ранним утром, здесь стояла тишина, нарушаемая только перекличкой дозорных.
Скоро лагерь начнет просыпаться. Завьются дымки от костров под походными котлами, на вертелах будут жариться туши, распространяя вокруг чудесный аромат, послышится топот табунов — это пригонят с ночного пастбища боевых коней. Наконец трубач протрубит зарю, и проснувшийся лагерь засуетится, как большой растревоженный муравейник. Послышатся разговоры воинов, приводящих себя в порядок после сна, выкрики десятников, пытающихся построить воинов на завтрак. Сотники проведут перекличку, придирчиво осматривая строй и, если надо, тут же наказывая нерадивых. Потом воины свернут палатки, конники оседлают лошадей. Тысячники, выслушав доклады сотников, прикажут строиться для выступления, формируя походную колонну в определенном заранее порядке. В это время король проведет совет с военачальниками и советниками и определит дальнейший путь войска. Затем вестовые объедут колонну и сообщат командирам приказы короля.
Король, блистая доспехами, проведет смотр войск. После этого жрецы принесут жертвы богам, моля их о победе. И тогда король даст сигнал выступать. Застывшая колонна придет в движение. С гиканьем пронесутся конные разъезды — глаза и уши наступающей армии. Скорым маршем выступит передовой отряд, который быстро оторвется от главных сил. Возглавит основные силы король со своими советниками и телохранителями. Следом жрецы понесут паланкин со Щитом Хотата — талисманом, главным сокровищем Валузии, а за ними стройной колонной двинется войско. Последними тронутся обоз и боевая стража.
Пройдет совсем немного времени — и лагерь опустеет. Останутся ров, частокол и кучи мусора — следы пребывания человека. Только шакалы — священные животные бога Инпу, вечно снующие по кладбищам, разрывающие могилы, чтобы души умерших, проводниками которых они служат, могли попасть в подземное царство, — проводят уходящую армию. Они знают: теперь лагерь достанется им.
В это утро король проснулся очень рано: ему снились тревожные сны. В шатре стоял полумрак, сквозь ткань просвечивали воткнутые снаружи в землю факелы.
Как только армия выступила из Валузии в поход против Кхешии, его начали преследовать по ночам кошмары.
Он поведал об этом жрецам Валки, и те определили кхешийское колдовство, подтвердив тем самым подозрения короля: за свою долгую жизнь он научился безошибочно угадывать магию, направленную против него.
Жрецы вручили ему талисман, оберегающий сон, и кошмары сменились тревожными снами, но король, привыкший к постоянной опасности, не придавал им особого значения.
Рядом, не просыпаясь, шевельнулась Иссария, устраиваясь поудобнее. Король окинул взглядом шатер: большую часть пространства занимала походная постель с потухшей жаровней в ногах, справа стояли столик с зеркалом, заставленный женскими безделушками, и несколько кресел, слева — сундук с гардеробом.
Незадолго до сигнала зари его должны были разбудить, но Кулл, не дожидаясь этого, решил подышать свежим воздухом. Он осторожно поднялся с постели и, одеваясь, бросил взгляд на безмятежно спящую Иссарию. Правильно, что он взял ее с собой, ведь здесь, под охраной армии, она в полной безопасности…
Впрочем, дело не только в этом.
Атлант задержался у выхода из шатра, пристально глядя на светловолосую девушку. Неужели он наконец отыскал ее, ту единственную, которая суждена была королю самими богами? Неужели это случилось?
Кулл хотел и не хотел верить в это. Жизнь приучила его не доверять женщинам. Почему-то судьба каждый раз поворачивала так, что, стоило ему увлечься какой-нибудь красавицей, беспощадный рок тут же обрушивался на Кулла.
Либо ужасная смерть поджидала саму возлюбленную варвара, либо король узнавал, что она таила недобрые замыслы и плела интриги против него. Как бы то ни было, но редкая связь с женщиной у Кулла длилась дольше одной ночи. И после каждой из них недоверие к женщинам у него становилось все сильнее, пока наконец атлант не решил окончательно, что слабый пол не для него. Возможно, другие люди созданы для любовных утех и радостей семейного очага, но не он.
Ему, Куллу, судьба назначила уделом лишь боевой топор, войну, кровь, огонь и вино. Ни покой, пи простые радости жизни не суждены ему на жизненном пути. В этом была горечь, но такова истина, и со временем король признал ее и смирился.
Правда, советники, особенно верный Ту, все чаще стали донимать его вопросами о наследнике. Их тревожило, что властитель уже немолод, и никто не знает, кому достанется корона после его смерти.
— Не сочти мои слова за дерзость, повелитель, — повторял ему Ту, — однако даже ты, самый сильный и стойкий из мужей Валузии, не вечен. Рано или поздно ты оставишь нас. На кого же ты бросишь трон, с таким трудом завоеванный тобою и удержанный ценой крови?! Неужто ты допустишь, чтобы после твоей смерти все пошло прахом, чтобы достижения твои попрали тупые, властолюбивые потомки этого выродка Броны? Кулл, ради этого ли ты жил?!
Атланту больно было слушать такие речи. Но он ничего не мог с собой поделать. Друзья не понимали его колебаний.
— Что за глупости, клянусь Валкой! — воскликнул однажды Ка-Ну, разгоряченный чаркой доброго вина. — Никак не могу взять в толк, Кулл, из-за чего столько проблем! Они хотят наследника? Ну так дай им его! Разве мало женщин вокруг, готовых все отдать за одну только ночь с королем? А уж за шанс зачать от него сына они и вовсе продадут мать и отца!
— Но я не желаю, чтобы матерью наследника стала женщина такого сорта, как ты этого не можешь понять?! — возмутился на это Кулл. — Ведь речь идет не просто о сыне, а о будущем правителе Валузии! Разве можно с такой легкостью подходить к такому важному вопросу?
— Бр-р, — комично передернул плечами Брул Копьебой, также присутствовавший на дружеской пирушке, — Брат мой Кулл, скажу тебе прямо, ты стал до того серьезен, еще хуже, чем старина Ту. Скоро нам совсем житья не станет от твоих нравоучений!
— Говорите что хотите. — Атлант почувствовал себя задетым. — Но что-то я пока не видел, чтобы хоть одна красотка кого-то из вас заставила пойти с ней в храм и принести все положенные клятвы богам перед брачным алтарем. Стало быть, и для вас это кое что да значит!
— Мы — дело другое, — возразил Ка-Ну. Пиктский посланник, славившийся своей любовью к прекрасному полу, до сих пор не нашел ни одной девушки, что удержала бы его внимание дольше, чем на вечер. — От нас никто не ждет наследников. А если и бегают какие на заднем дворе… Так кому до этого дело?! — Оба пикта расхохотались. — Но ты, Кулл, если и дальше будешь тянуть с этим, то серьезно настроишь против себя народ. Проклятые аристократы и без того мутят воду, ты сам знаешь этих прихвостней, для них день без заговоров и интриг — это день, прожитый впустую! А народу много ли надо для волнений? Слушок-другой, и они уже заволновались
К словам друга следовало прислушаться повнимательнее, атлант это знал. У Ка-Ну была лучшая сеть осведомителей в столице, даже королевские соглядатаи не могли с ней сравниться. Пикт первым узнавал все новости, и лишь благодаря ему зачастую королю удавалось избежать многих покушений.
Значит, уж если пикт говорит, что дело серьезное, стало быть, так оно и есть.
— Но ведь я еще не дряхлый старец! — возмутился атлант. — Разве сорок зим — это возраст для мужчины?
— Конечно, нет, — поддержал друга Брул. — Но дело не в этом. Тебя, в конце концов, никто не и росит представить наследника завтра же. Найди себе какую-нибудь смазливую вертихвостку, объяви королевой, да и дело сделано. Никто к тебе в спальню заглядывать не станет
Копьебой говорил резко, но верно. Однако что-то в этом плане претило прямой натуре атланта. Он ненавидел лукавство, всякие хитрости и уловки. А уж самая мысль о том, чтобы ввести во дворец, посадить рядом с собой, объявить королевой женщину, к которой он не будет испытывать никаких чувств… Его охватывало отвращение, стоило лишь подумать об этом.
Но как же тогда поступить?
— Очень просто, — дал совет всезнающий Брул. — Влюбись.