— Этот человек — предатель. Он привел валузийцев в Тшепи по подземному ходу. Его настоящее имя — Усирзес. Я уже рассказывал о нем, господин верховный жрец.
Сатхамус внимательно слушал Нутхеса, наблюдая за игрой язычка пламени на кончике фитиля. Во взгляде верховного жреца сквозило легкое недоверие.
— Ты не ошибся? — спросил Сатхамус.
— Нет. Унижения, которые я претерпел от него, забыть нельзя.
Сатхамус вздохнул:
— Та-Нут — сводный брат владыки. Двадцать лет назад он отрекся от бога без имени и все эти годы честно служил львиноголовой богине Нут. Твое обвинение очень серьезно. Ты настаиваешь на своих словах?
— Да.
Верховный жрец посмотрел в глаза Нутхеса. Сомнений не оставалось: тот говорил правду.
— Страшно подумать, чего может наделать этот человек. Значит, ты видел, как он поднимался в покои Сенахта?
— Да.
— Надо полагать, он принес какое-то важное известие, — пробормотал Сатхамус. — Интересно, кто помог ему попасть во дворец?
Верховный жрец поднялся, оправил помявшийся плащ и хлопнул в ладони. На зов мгновенно явился раб. Сатхамус указал ему на светильник:
— Пойдем. Мы должны успеть раньше.
Сатхамус и Нутхес вышли из покоев. Раб закрыл двери и застыл в ожидании. Сатхамус взял у него лампу и приказал ждать здесь.
— Пойдем, Нутхес. Как ты думаешь, зачем он сюда пришел?
— Наверное, он прибыл от варвара с какими-то предложениями для владыки, — сказал Нутхес.
Сатхамус кивнул.
— Если ты не ошибся. Если в темноте не спутал его с кем-то другим… Словом, если все так, ты даже представить не можешь, насколько это серьезно, — разволновался верховный жрец.
Они подошли к уже знакомой лестнице, однако миновали ее и направились в южное крыло дворца.
Подойдя к четвертой от площадки нише, Сатхамус толкнул неприметную дверь и отступил в сторону, пропуская Нутхеса вперед. За дверью начинался узкий, как крысиная нора, коридор, стены которого были сложены из грубых каменных блоков и не имели никаких украшений. Пройдя до конца, они попали в небольшую комнату.
Здесь у стены стояла источенная термитами подставка, а за ней сидел маленький человечек с безобразно большой головой, наготу которого прикрывала лишь набедренная повязка, и что-то торопливо записывал на лист пергамента.
Рядом стояла плошка с маслом, в котором плавал горящий фитиль.
Черные лоскутки копоти медленно поднимались к потолку. В комнате звучали приглушенные голоса.
Услышав, что кто-то пришел, карлик беспокойно поднял голову, но, узнав вошедших, вернулся к работе.
— Аль, к правителю приходил гость по имени Та-Нут? — спросил его Сатхамус.
— Нет, господин.
Нутхес не сразу понял, чьи приглушенные голоса звучат здесь.
Потом, прислушавшись, он сообразил, что звук идет с потолка, а подойдя ближе и задрав голову, увидел и все понял: в стене не хватает одного каменного блока.
Верховный жрец бегло просмотрел покрытые письменами листы папируса, затем подошел к стене и, сев на корточки под отверстием, приготовился слушать.
Ждать пришлось, недолго. Они услышали, как наверху голос отчетливо произнес: «Мой господин, к тебе пришел Та-Нут».
Немного послушав, Сатхамус сказал:
— Клянусь, Великим Змеем, похоже, Нутхес, ты не ошибся…
Все складывалось для Усирзеса удачно. Гвардеец что-то сказал писцу, тот кивнул, быстро скрылся за дверью и через несколько ударов сердца вернулся:
— Господин Та-Нут, владыка ждет тебя.
Усирзес, провожаемый завистливыми взглядами посетителей, прошел в комнату. Едва за жрецом закрылась дверь, Сенахт встал из-за стола, подошел к Усирзесу и обнял его:
— Брат, мне так не хватало твоих мудрых советов.
— Сенахт, я пришел к тебе, как только смог освободиться, — ответил гость и добавил шепотом: — Здесь можно говорить откровенно?
— Да. Мои люди простучали стены и ничего не обнаружили.
— Я пришел к тебе из стана врага. Если небесам будет угодно, мы сможем обрести союзника и друга. Но прежде чем продолжить, я хочу показать тебе реликвию, найденную в подвалах храма Сатха: папирус, возвещающий возрождение Истинного бога.
— Возрождение Истинного бога… — Сенахт с благоговением осторожно, кончиками пальцев коснулся папируса. — Это из храма Великого Змея в Тшепи?
— Да, брат, — кивнул Усирзес.
— Храм Сатха стоит на крови Усира. Вот истина, о которой забыл мой народ, — задумчиво произнес повелитель Кхешии.
— Сенахт…
— Да, Усирзес, говори.
— В храме я видел, как Кулл разбил молотом каменную плиту, за которой был скрыт ларец, и понял: бог Усир вернется, когда валузийский король разрушит капища братоубийцы. Вспомни пророчество, брат. И тогда небо явило мне знамение.
Жрец замолчал. Молчал и владыка. Затем он положил свиток в сундучок и закрыл крышку.
— Прежде чем прийти ко мне, ты говорил с варваром? — спросил Сенахт.
— Да. Сейчас моими устами с тобой будет говорить он.
— Он хочет мне что-то предложить?
— Кулл пришел в Кхешию, чтобы разрушить культ братоубийцы. В этом он поклялся своим богам, и, по-видимому, ему это удастся. Валузиец пройдет всю страну, сея смерть и разрушения, не считаясь с потерями. Я провел с Куллом пять дней и за это время достаточно много прочел в его душе. Да, валузийский король невежествен, но не глуп. Он бывает груб и гневлив, но незлопамятен. И что бы ни случилось, Кулл держит слово и к нему благоволят боги удачи. В наших силах, Сенахт, остановить его. А также добиться воскрешения истинного бога. Кулл сам предложил условия, о которых я хочу поговорить с тобой.
— Что за условия?
— Варвар предлагает завтра разоружиться и не выводить войска в поле. Он просит не мешать ему, когда он примется за Черное Логово.
— Что ж, это выполнимо, но, как я понял, это не все? Ему нужно золото? — спросил Сенахт.
— Да, господин. Еще он требует хотя бы на словах признать его повелителем и принести ему клятву верности.
— Сперва он возьмет золото… — тихо сказал Сенахт. — А что он предложил лично мне?
— Безграничную власть над Кхешией.
Владыка закрыл глаза и надолго задумался.
Заманчиво было согласиться с предложениями Кулла, чтобы сокрушить Черное Логово и получить неограниченную власть над страной. «Но варвар не задержится здесь, — размышлял Сенахт, — Получив свое, он уйдет в Валузию, оставив меня одного, без поддержки, ведь для всех я буду предателем.
Капища Сатха будут разрушены, но мне не удастся вытравить его из душ людей, воспитанных на поклонении Змею. На Истинного бога надежды мало: слишком слабы его последователи. В армии окажется много недовольных, а там, где недовольство, — до мятежа рукой подать. Обитатели нижнего течения Таиса, разоренные варваром, тоже могут взбунтоваться. Вероятнее всего, начнется смута.
Нет, надо драться. Если мы победим, я увенчаю себя славой и смогу диктовать условия жрецам Сатха, а поражение серьезно ослабит Черное Логово, и, чтобы спастись, они пойдут на любые уступки. Кроме того, никто не посмеет назвать меня предателем. Для всех я стану героем.»
Владыка посмотрел на Усирзеса в упор. Жрец вздрогнул и отшатнулся: лицо повелителя было бесстрастным, но в его глазах сверкало ледяное бешенство.
— Я хочу рассказать тебе о своем сне, — сказал Сенахт. — Я никому об этом не говорил и не скажу впредь… Мне приснилась кровь. Море крови. Я видел, как падали башни Ханнура… В том сне я захлебнулся кровью.
Тень накрыла меня, такая густая, что я лишился зрения. Эта тень грозила погубить меня. И я понял, что это тень Атлантиды… Страшная, грозная, могущественная. О такой говорилось в легендах…
Я проснулся от того, что мне стало нечем дышать. Пробудившись, я понял, что предал свой народ и, если немедля не одумаюсь, утоплю Кхешию в крови.
Кулл не тот, о ком говорится в пророчестве, и время пророчества еще не пришло. Не спорь со мной, брат. Я слышал об валузийском короле многое. Говорят, он хитер, точно демон, и, боюсь, ты напрасно поверил ему. Теперь возвращайся и передай мой ответ. Будет битва.
— Да, брат Сенахт, — печально вздохнул Усирзес. — Если ты передумаешь, король Кулл ждет от тебя вестей до полудня.
— Нет, Усирзес.,
Поднявшись со скамьи у ног владыки, жрец отступил на шаг и поклонился:
— Мой господин, я думаю, святыня должна храниться у тебя, ибо моя судьба мне неведома.