Воин запер загон, и все трое вышли из подвала на лестницу. Там на ступеньках, прислонив к стене боевой топор с щербатым лезвием, сидел второй воин.
— На допрос? — спросил он.
Десятник кивнул.
— Если бы Кулл не приказал взять вас живыми, всех бы вырезали! — Валузиец с ненавистью взглянул на Нутхеса. — Крысы! Бледные, точно мертвецы, ходят — ноги едва передвигают, драться по-честному не умеют, так и зовут на подмогу всякую мерзость! Тьфу, Энлил вас побери! — И он плюнул, целясь в и без того уже грязный плащ Нутхеса.
Десятник толкнул жреца и, когда Нутхес оглянулся, жестом показал: иди наверх.
На площадке второго этажа стояли четверо воинов. Они грызли сушеные фрукты и о чем-то негромко разговаривали. Ни десятник, ни пленный их не интересовали. Продолжая беседовать, они расступились и пропустили обоих.
Нутхес шел по лестнице не спеша, благо конвоир не подгонял, и смотрел под ноги. Он невероятно устал, а в загоне для рабов так и не сумел заснуть.
Голова болела, перед глазами все плыло, как в тумане, он ни на чем не мог сосредоточиться, но то, что жрец все-таки замечал, вызывало у него непонятную смутную тревогу.
Нутхес попытался взять себя в руки и осмыслить, что же заставляет его тревожиться. Через четыре ступеньки он понял: десятник. А вернее, его глаза. В глазах воина, который вел его куда-то, была отстраненная холодная мудрость. Такие глаза могли быть у жреца, мага, но никак не у воина.
Он хотел было обернуться и вновь взглянуть на валузийца, но решил, что лучше пока этого не делать.
Между тем они поднялись еще выше и свернули в узкий проход, который связывал два крыла храма. Одна стена здесь была глухая, а ту, что выходила ко рву с крокодилами, прорезал ряд полукруглых окон.
В проход с другой стороны быстрым шагом вошли десяток воинов и сотник, которые несли куда-то пять трупов, по виду явно кхешийцев. Пропуская воинов, Нутхес и его конвоир встали у стены.
Сотник прошел было мимо, но оглянулся и, сделав знак воинам следовать дальше, направился к десятнику.
— Тебя что, сменили? — спросил он.
— Да, — коротко ответил тот.
Сотник пристально посмотрел на него. Косой солнечный луч, падавший из окна, освещал старый шрам от стрелы на шее десятника, а на его правой руке не хватало мизинца. Сомневаться не приходилось: человек, который стоял перед сотником, — его давний друг Чинор.
— А этого куда ведешь? — поинтересовался он, все-таки ощущая смутное беспокойство.
— На допрос. Приказ Кулла, — ответил десятник.
Валузиец не поверил своим ушам: он прекрасно знал, что Куллу не до пленного жреца — как раз сейчас король сидел на носилках, которые скоро понесут через двор кхешийские воины.
— Ты что, пьян? — спросил он, подойдя к десятнику вплотную.
— Нет, — спокойно ответил Чинор.
И правда, вином от него не пахло.
Сотник положил руку на плечо Чинора и развернул его к свету. В лучах яркого солнца лицо десятника казалось мертвым, а из глазниц, как из прорезей в маске, смотрели холодные чужие глаза. Сотник понял, что человек, который стоит перед ним, — не Чинор.
В этот же миг десятник ударил его кинжалом в живот и тут же выдернул лезвие из раны. Валузиец согнулся, закрывая обеими руками живот, и что-то прохрипел. Чинор положил ему ладонь на лицо, толкнул назад и одним ловким движением, точно убивал жертвенное животное, перерезал горло от уха до уха.
Сотник упал, заливая каменные плиты кровью.
— Возьми его за ноги, — коротко велел десятник Нутхесу.
— Кто ты? — спросил жрец, не двигаясь.
Воин ничего не ответил, а, взявшись за ремни, приподнял тело и выжидательно посмотрел на Нутхеса.
Тот молча взял сотника за ноги. Вместе они затащили мертвеца в первую попавшуюся комнату и спрятали там.
— Пойдем, — позвал десятник.
Жрец пожал плечами. Он начинал догадываться, что конвоир ведет его на четвертый этаж.
В проеме, выходящем в сторону рва, суетились валуэийцы. Желоб, по которому жрецы сбрасывали тела, был установлен на место. Вдруг кто-то закричал:
— Смотри! Один живой! Второй тоже плывет! Стреляй! Попали! Хотат его побери! Один ушел!
Жрец и воин вошли в комнату. Десятник запер дверь и устало опустился на циновку. Нутхес сел на другую.
— Я маг Черного Логова — Амензес, — сказал десятник пристально глядя на Нутхеса. — Ты знаешь обо мне?
— Да, господин, — торопливо ответил Нутхес.
— Нам нужно было узнать, что происходит в Тшепи, но мы не могли связаться с вашим храмом. Тогда я пришел сюда и взял на время это тело…
Надо сказать, жрец не слишком удивился. Он уже предполагал что-то подобное, а поскольку был посвященным, знал, что для мага украсть чужое тело все равно, что для базарного воришки — сушеный финик.
— Теперь я знаю, что здесь было. Ночью Кулл пришел в храм по подземному ходу, — продолжал Амензес. — Он захватил храм, и вскоре Тшепи падет. Изменить что-то — не в нашей власти. Поэтому не стоит поднимать тревоги. Мне нужна твоя помощь в другом. Ты вынесешь из храма магический кристалл. Ты понимаешь, что может случиться если им завладеют валузийские маги? — Он осторожно передал камень жрецу.
Нутхес кивнул. Он знал, что будет, попади такой кристалл в руки Рамдана или кого-то из жрецов Валки и Хотата. Кулл тогда сможет проникать в сознание любого живого существа во всей Кхешии, и для него не останется тайн. И это только малая часть всех бед.
— Мы пока переждем здесь, а при первом удобном случае ты сбежишь. Ты должен доставить кристалл в Туит. Там’ передашь его мне или верховному жрецу Сатхамусу. Понял?
— Да, мой господин, — кивнул Нутхес
Некоторое время они молча сидели друг перед другом, думая каждый о своем.
Затем Нутхес поднялся и подошел к окну. И обернулся к своему спутнику.
— Странно. Наместник открывает ворота цитадели, — удивленно сообщил он магу. — Оттуда выносят носилки… Я ничего не понимаю, что там происходит. Предательство?!
— Не все ли равно? — грустно улыбнулся маг. — Всевидящая Нут предсказала, что город падет. Я был бы безумцем, если бы решил, что могу изменить предсказание богини. Ты должен спасти кристалл.
— Да, господин, — ответил Нутхес.
— Найди лодку и отправляйся вверх по Таису. Спеши, а то корабли Кулла догонят тебя.
— Я понял, господин.
— Чтобы выбраться из храма, переоденешься валузийским воином. Возьмешь одежду и доспехи десятника. Дождись лучше ночи. Так будет безопасней.
Он поднялся с циновки, снял пояс с мечом и начал отцеплять доспехи. Сложив все на пол, Амензес посмотрел на Нутхеса немигающим взглядом змеи:
— Да пребудет с тобой Великий Сатх.
Приоткрыв дверь, он быстро пересек коридор, забрался в оконную нишу и по желобу ловко съехал вниз.
Нутхес, сидя в комнате, услышал всплеск, сопровождавшийся удивленными криками. Он быстро снял жреческое одеяние и принялся натягивать на себя снаряжение десятника валузийской пехоты. Пора было отправляться в путь.
…Когда Чинор пришел в себя, он с удивлением обнаружил, что летит вдоль каменной стены прямиком в ров.
Вода оказалась теплой, мутной, пахло тухлятиной и еще невесть знает чем. Чинор вынырнул на поверхность, отдышался и только тут сообразил, что ни меча, ни доспехов при нем нет. Он был голый и совершенно не понимал, как такое могло случится. И как он очутился здесь, десятник тоже понять не мог.
Он взглянул вверх и увидел почти отвесную каменную стену, на удивление хорошо сложенную и такую гладкую, что ухватиться было не за что.
В этот миг в воде что-то плеснуло. Чинор резко обернулся: неспешно рассекая зеленую ряску, к нему приближалось большое толстое бревно, утопленное больше чем наполовину. Осмотревшись по сторонам, он увидел, что бревен таких не то пять, не то шесть и все почему-то плывут в его сторону. Потом на одном из бревен блеснули глаза и открылась пасть, усеянная множеством крупных желтоватых зубов.