Дважды Нутхеса останавливали пьяные воины, угощали его вином, и жрец кричал вместе со всеми: «Слава Куллу!»
Как-то его чуть не сбили с ног всадники. Прижавшись к стене, Нутхес смотрел, как они проносятся мимо. На черных конях, в черных доспехах и плащах, точно демоны…
Наконец он вышел к пристани.
Там было оживленно. У причалов стоял валу-зийский флот. Нутхес попробовал сосчитать, сколько кораблей пришло в Тшепи, но не сумел: слишком много. Мачты, подобно стволам высоченных деревьев, упирались в небо, горели факелы и костры. Присмотревшись, он понял, что все воины здесь совершенно трезвы, повернулся и пошел вдоль берега в другую сторону. Здесь у каждой семьи была своя лодка, и жрец довольно быстро нашел то, что искал: небольшое суденышко с мачтой, парусом и веслами.
Положив суму под скамью, Нутхес столкнул лодку в воду и стал тихо выгребать на середину реки.
— Эй, ты куда?! — раздался с берега писклявый голос.
Жрец вздрогнул и оглянулся.
По берегу вслед за ним бежала старуха.
— А ну греби к берегу! — крикнула она, видя, что Нутхес ее заметил. — Я тебе все руки переломаю, ворюга! Лодку верни!
Отвернувшись от старухи, Нутхес поставил парус, затем лег на руль и выровнял посудину. За бортом мерно качалось звездное небо, нос лодочки мягко разрезал ночной бархат, и волна размывала знакомые созвездия.
Нутхес оглянулся.
За кормой догорал Тшепи. Высоко над крышами домов поднимались черные стены цитадели, которую еще вчера все считали неприступной.
Старуха стояла на берегу и отчаянно ругалась.
Кхешийский флот вышел из Ханнура, когда солнце стояло в зените. Первыми по речной глади скользнули десять боевых галер, выкрашенных в белый и синий цвета. На каждом судне стояли низкие мачты с широкими белыми парусами, штевни боевых кораблей были вырезаны в виде уток.
Вслед за ними от причала отошла галера правителя Кхешии — изящное и прочное судно под лиловыми парусами, с расписанным носом и штевнем в виде белого лотоса. Каюты на галере были удобны, просторны и богато отделаны.
За кораблем владыки пристроилась три храмовые галеры с высокими черными бортами под черными же широкими парусами. На парусах серебряной нитью было вышито изображение Великого Змея. Штевни этих судов были вырезаны в виде черных лотосов.
За ними отчалили еще три десятка боевых галер с белыми парусами — они везли кхешийскую пехоту.
Затем стали сниматься с якорей самые различные суда, которые прежде перевозили лишь скот и всевозможные грузы.
Чтобы быстро переправить армию к Туиту, пришлось собрать небывалый флот. Связь между кораблями устанавливали сигнальщики, которые сидели в корзинах, привязанных к верхушкам мачт.
Чтобы передать приказ или сообщение от флагманской галеры другим судам, они использовали флажки разного цвета, а в сумерках и ночью — факелы.
Кхешийский флот был настолько велик, что, когда первые суда спустились по реке на пару десятков лиг, плывшие на них воины уже не могли различить в закатной дали башни Ханнура, а от причалов еще продолжали отчаливать новые корабли.
Когда последнее судно покинуло порт, день близился к вечеру. Уставшие жители Ханнура стали расходиться по домам, лениво обсуждая увиденное. В город снова вернулась размеренная жизнь.
Начало смеркаться. По приказу Халега, чтобы избежать столкновения, на корме каждого корабля зажгли фонари. Хотя столкнуться в ясную лунную ночь было довольно сложно, тулиец не хотел рисковать.
Ни владыка Сенахт, ни Халег, ни маги Черного Логова не хотели ждать завтрашнего утра. На военном совете решили: главное сейчас — выиграть время, прийти к Туиту раньше Кулла и занять выгодную позицию.
Когда взошла луна, а поля по обоим берегам сменились лесами, сигнальщик с храмового струга передал сообщение для Халега, а затем за тулийцем прислали легкую лодочку с двумя гребцами, которая быстро доставила его к судну с черными парусами.
Молчаливый жрец проводил его на корму, в каюту Тха-Таурага, обставленную весьма скромно, но со вкусом: пара удобных кресел, стол и скамья, серебряные светильники на стенах и под потолком, вдоль одной из стен — пологая лесенка.
Когда Халег вошел, светильники не были зажжены. Тха-Таураг сидел в полутьме, но, казалось, не замечал этого.
Услышав, что дверь отворилась, маг кивнул вошедшему и тонкой рукой указал на кресло по другую сторону стола. Из полутьмы неслышно выступил раб и зажег один из светильников.
Другой раб поставил перед гостем поднос с двумя чашами и высоким сосудом из белого металла, покрытым тонкой чеканкой, с крышкой и носиком. Переставив чаши на стол, раб наполнил их горячей дымящейся жидкостью из сосуда и исчез.
— Это алай, — сказал Тха-Таураг. — Я не пью вина уже третью сотню лет. Но тебе, если хочешь, принесут доброе вино.
Халег взял в руки чашу и с интересом заглянул в нее: жидкость в слабом свете масляной лампы казалась темно-красной.
— Это особый напиток, рецепт его пришел из глубокой древности, — пояснил маг. — В нем — лепестки розы, которая растет на границе пустыни. Он дает силу и не туманит рассудок.
— Мне нравится, — улыбнулся Халег, сделав глоток. — А вина не нужно. Ты пригласил меня для беседы, и я хочу иметь ясную голову.
Тонкие бесцветные губы Тха-Таурага изогнулись.
— Туит, — произнес маг. — Ты думал о Туите, Халег? О битве?
— Да, господин, — кивнул тулиец. — Я думал о битве. Но планов у меня пока нет.
— Все признают, что ты опытный воин и великий стратег, — сказал Тха-Таураг. — Я тоже верю в твой талант и вовсе не хочу обижать тебя. Но битва, которая произойдет у стен Туита, будет совершенно особой. Ни о чем подобном ты даже не слышал. — Маг замолчал и пристально посмотрел в лицо Халега.
Тулиец катал в ладонях чашу и внимательно слушал его.
— Магия, — проговорил Тха-Таураг скрипучим голосом. — Тебе, Халег, придется учесть ее, когда будешь разрабатывать план… А сейчас давай поднимемся наверх.
Он и Халег одновременно встали. В каюту тут же вошел раб с лампой, чтобы осветить ступени.
Площадку на крыше каюты окружала резная деревянная ограда. Опершись о перила, Халег задумчиво посмотрел на реку.
— Сперва меня беспокоил амулет валузийских магов, — заговорил Тха-Таураг. — Чтобы уравнять чаши весов, я достал чешуйку Великого Сатха. Валуэийцы лишились своего превосходства, но и я мог не все предусмотреть. — Тха-Таураг снял с шеи кожаный мешочек. — Возьми его.
Халег надел талисман на шею.
— Я не расставался с чешуйкой с того мгновения, как мы принесли ее из подземелья, — продолжил маг. — Я хочу узнать, заметишь ли Ты то же, что и я.
— Она стала тяжелее, — сказал Халег уверенно.
— Закрой глаза, — посоветовал ему Тха-Таураг.
Тулиец послушно закрыл глаза и прислушался к своим ощущениям.
— Чешуя тянет меня туда, — сказал он, указав рукой в темноту. — Там Туит?
— Думаю, чешуя Сатха указывает не на Туит, а на Тшепи. На Кулла и Щит Хотата.
— Что это значит? — спросил Халег.
— Великий Сатх мудр, — пояснил Тха-Таураг. — Он знает: Кулл пришел в Кхешию, чтобы убить его детей и осквернить его храмы. Сатх знает, где его враг, и ищет встречи с ним… Слушай меня внимательно, Халег. Ты должен быть готов к тому, что другая сила, превосходящая твою или мою, вмешается и решит исход битвы. Возможно, Великий Змей сойдет под стены Туита…
Тулиец оторопело посмотрел на мага.
Скрипели снасти. Нос судна с тихим плеском разрезал речную гладь. Впереди по правому борту мигал огонек в лодке проводника.
— Луна взошла, — сказал Халег.
Тха-Таураг неторопливо оглядел небо.
— Она похожа на спелый плод, — заметил маг, — и через четыре дня созреет. В назначенный срок в указанном месте пересекутся судьбы многих тысяч смертных. И сбудется предсказание Всевидящей Мут, и мы узнаем то, что не смогли прочесть.
Глава четырнадцатая
Ночное небо будто полиняло и стало серым, звезды начали таять одна за другой, над Таисом повис туман. Светало. Привалившись к корме, Нутхес следил за едва заметными берегами. Сейчас мир был похож на набросок картины: белый лист пергамента и лишь несколько неуверенных линий на нем.