Вода не хотела слушаться ее, вода хотела бушевать, вода хотела воевать с небом, и Дженни удавалось удержать в покое лишь небольшой пятачок вокруг кережки, беспрестанно выливая на волны масло своих слов. Тогда-то она и увидела Змея.
Он играючи рвал на части синего кита. Пасть его была как врата в бездну, зубы его пылали в отблесках зарниц. Тело Змея, составленное из звенящих чешуй-щитов, текло потоком тусклой брони. Казалось, ему не будет конца. Он сжимал в своих кольцах мир. Воды кипели вокруг него, и светящийся след расплывался в волнах.
Змей не заметил ее.
А она не отрывала от него глаз, пока буря не унесла ее прочь. Тогда Дженни осознала, что покинула пределы человеческого мира. Где несло ее утлое суденышко, в каких краях она блуждала?
«Авалон, – вспомнила она, – мне нужен Авалон».
На краю лодки сидела белая чайка с золотым клювом и смотрела на нее черными глазами.
– Скоро Океан проглотит тебя, – сообщила чайка. – Волны сокрушат ребра лодки, соль разъест кожаные борта.
Дженни поднялась. Был штиль. Солнце висело в небе. Вода стояла до самого горизонта, как чаша, полная золотого огня.
Ее черная лодочка замерла посреди этой чаши.
– Чего ты хочешь? – не унималась птица.
– Покоя, – прошептала Дженни пересохшими губами. – Тишины.
– Покой у мертвых, – сказала чайка. – А ты жива. Пока…
– Сколько я уже плыву? – спросила Дженни.
– Достаточно, чтобы потеряться навсегда. Но слишком мало, чтобы найти Авалон.
Солнце слепило Дженни. Океан пылал. Расплавленное золото дрожало на поверхности воды и втекало прямо в глаза.
– Что же делать?
Птица подскочила и клюнула ее в грудь.
– Больно! Сердце!
– Оно не дает тебе двигаться дальше, – сказала чайка. – Твое горе слышит весь океан. Все устали от твоих слез.
– Это все, что у меня осталось!
– Не думай о том, что потеряла. Не плачь о прошедшем. Иди вперед.
– Зачем? Там меня ждет тьма.
Тень надвинулась, закрыла солнце. Дженни подняла голову. Волна нависала над ней, мать всех волн, выше неба.
– Значит, ты не хочешь жить? – спросила чайка.
Сердце у девушки заколотилось. Она вцепилась в борта лодочки. Волна была как зверь с миллионом сверкающих глаз, и этот зверь ждал ее решения.
– Хочу, – прошептала Дженни. – Очень хочу. Я буду жить!
И наступила темнота.
Глава шестая
Пахнет яблоками. Колокольчик звенит на ветру. Этот звон режет воздух точно серебряный нож. Вечер похож на холодный яблочный пирог. Облака в узком окне хрустят и тянутся, как безе. Сумерки текут, как сок, в них можно окунать пальцы и облизывать. Прохладные простыни. Шелк скользит и ластится к телу. Ветерок гуляет над головой.
Дженни на кровати в небольшой комнате.
Стены из глыб слоистого белого камня. Деревянный потолок, доски потемнели, а балки рассохлись от времени. Старый потолок, старые стены, старое место. Массивная дверь из толстых досок, схваченных металлическими полосами с угловатыми шляпками гвоздей. Такие двери обычно бывают в замках.
На стенах свечи в железных подсвечниках. Странные свечи…
Дженни села, схватилась за простыню – она была в одном белье, а тот чудный норвежский наряд, который подарила ей Элва, исчез. Где лодка? Куда исчез океан? Кто ее сюда принес? Кто раздел?
Ей стало немного смешно.
«Я как кукла, которую злые дети перетаскивают с места на место, – подумала Дженни. – Когда же у куклы кончится терпение?»
Она закуталась в простыню, подошла к окну. Пол был прохладный, но не холодный, гладкий, но не скользкий, и ходить по нему было приятно. Из узкого окна ничего не было видно, кроме неба, скал и моря.
В небе кружили чайки.
Солнце висело низко над морем, его расплавленное красное золото дрожало на гребнях волн. Мимо окна с криком пролетела чайка. Дженни отшатнулась. У чайки клюв отливал золотом.
Она уже видела такую птицу. Перед тем, как лодку накрыла волна!
Девушка легла животом на подоконник. Можно ли спуститься вниз, если связать простыни?
Окно было узкое, но Дженни таки пролезла, насколько смогла. Взгляд упал вниз, полетел вдоль стены белого камня, все ниже, а потом сорвался в пропасть, где бурлило море.
Девушка проворно отползла обратно.
«Нет уж, хватит прыжков, – решила она. – Буду ходить по лестницам».
Куда же ее занесло?
Дженни нажала на уголки глаз, огляделась ясным взором. Стены пронизали тугие струны синего с золотыми искрами огня. Камень загудел, в нем стало слышно скрытое эхо: шаги, неразборчивые разговоры, стук, дрожь от работы неведомых механизмов. Изменились и свечи. Пламя стояло на фитиле ровно, как солдат на карауле, хотя сильный сквозняк задувал шторы в окно. И воск не таял, не стекал застывающими ломкими потеками. Свечи горели и не сгорали.