— Да, помню эту легенду. Вы все сошли с ума. Вы считаете возможным переделать то, что сделано самим Богом.
— Да! — с несвойственной ему горячностью выкрикнул отец Кастильо. — Это освободит их… они сидели в ловушке тысячелетия. Освободившись, они воссоединятся с Богом и больше не будут нас беспокоить.
Адриана разгладила собравшееся складками покрывало.
— Вы не возражаете, если я немного разовью эту безумную идею? Допустим, все сказанное вами — правда, и в наших силах соперничать со Всемогущим Богом, в наших силах вернуть malakim ту силу, которой они обладали на заре творения мира. Тогда почему большинство из них — честно говоря, все они — мешают нам сделать это? Почему они не объединились в своих усилиях помочь нам? Ответьте мне на этот вопрос!
Все трое молчали.
— Так я и думала. Вы только и можете, что повторять их лживые речи. Вы как то перо, что не знает, что оно пишет. Уходите все и больше меня этим не беспокойте.
— Адриана, — подала голос Василиса, — умоляю тебя, измени свое решение. Ты — ключ.
— Поищите другой ключ.
— Есть другой, — сказал Красные Мокасины. — Хоть не так хорошо, но он все же послужит.
— Ты имеешь в виду моего сына?
— Нет, себя. Твой сын замок, но я не предназначен его открыть. Хотя, может быть, у меня получится. Однако делать это против его воли… это может его погубить.
— Я была свидетелем, как его силы, так и твоей, — сказала Адриана. — Для меня очевидно, на чьей стороне будет успех.
— Я бы одолел его, но только ради вас.
— Ты подобрался к нему украдкой, изнутри. Второго такого шанса не будет.
— Тебе действительно все равно? — спросила Василиса. — Тебе действительно безразлично, погибнем мы или нет?
— Действительно, — ответила Адриана. — Меня это больше не интересует, а если бы и интересовало, я ничем не могу помочь. Я стала бессильной. Какой и была всегда.
— Ты так не думаешь.
— Именно так я и думаю, Василиса. Возможно, вы в течение тысячи лет выводили мою породу, как выводят породу скаковых лошадей, и мне это не нравится, и, возможно, отец Кастильо десятилетиями подливал эликсир философского камня в мое столовое вино, но сила, которую я в результате этого получила, иссякла, истрачена без остатка. Я пуста и никчемна, и мне ни до чего нет дела. А сейчас уходите, иначе я попрошу своих телохранителей выставить вас за дверь.
— Да, вы показали, как вы бессильны, — с сарказмом бросил Красные Мокасины.
Они ушли, но, несомненно, найдут предлог, чтобы вернуться к этой теме вновь.
Адриана откинулась на подушки и закрыла глаза, ей очень хотелось наконец-то отдохнуть.
10
Осколки
Следующий день не принес никаких новостей, и Франклин провел его, обучая ремесленников делать отталкиватель niveum. Василиса, в свою очередь, о чем-то долго беседовала с Красными Мокасинами и студентами де Моншеврой, перелистывая страницы с уравнениями. Был сформирован личный отряд царя Петра и Елизаветы, они оживленно переговаривались на непонятном Франклину языке. Убийцы Ньютона нигде не было видно, что радовало его.
— Бенджамин, на минуту можешь к нам подойти? — окликнула Франклина Василиса.
— Я занят.
— Это очень важно. Подойди, пожалуйста.
— Ну, хорошо. — Франклин подошел к Василисе.
— Что ты думаешь об этом? — спросила она, указывая на цепочку расчетов и комментарии на латыни.
Франклин с раздражением прочитал комментарии — абсолютная чушь. Но через несколько мгновений его ум уловил некоторую логику в этой чуши.
— Кому принадлежит этот пассаж? — спросил Франклин.
— Господину Ломоносову, — ответила Василиса, указав на молодого человека.
Парень, услышав свое имя, встрепенулся и протянул руку. Франклин неохотно пожал ее.
— Он говорит по-английски или по-французски?
— Боюсь, что нет, но я переведу. Но ты понял его идею? Это вещество едва ли существует в реальности, это просто предельное совершенство сродств.
— Да, в его расчетах я не могу найти какой-то погрешности, но ошибка должна быть вот здесь. Идея абсурдная.
— Почему? И что из того, что Ньютон этого не знал?
— Не произноси его имени.
Василиса внимательно посмотрела на Франклина:
— Бенджамин, ты злишься на меня?
Он заметил, что на нем сосредоточились взгляды всего кружка Василисы.
— Давайте поговорим в зале, — предложил Франклин.
— Хорошо.
Они прошли в зал, и Василиса встала напротив, сложив на груди руки:
— А теперь объясни мне причину твоей грубости.
— Грубости? Я бы назвал это сдержанностью. Я почти забыл о предательстве, что сидит в тебе, но твой друг, мадам де Моншеврой, напомнила мне об этом. Ты была там, когда убили Ньютона. И ты приложила к этому руку?
— Ради всего святого, Бенджамин, не веди себя как наивный ребенок. Мы с Адрианой делали то, что было в наших силах. Что бы ты сделал, если бы какой-то безумец заставил падать на землю воздушный корабль, на борту которого находятся все твои друзья и твой малолетний сын?
— Ничего бы этого не случилось, если бы ты и тебе подобные без всякой на то причины не атаковали вначале Прагу, а затем и Венецию.
— Ну, в таком случае это ошибка царя. Ты не со мной, ты с ним своди счеты. К твоему сведению, у меня не было тех сил и знаний, которыми обладала Адриана. Но если бы я могла это сделать, то сделала бы без всяких колебаний. Бенджамин, Ньютон пал жертвой войны. Война — это всегда жертвы. Чем ты занят последние месяцы? Разве не ты прилагаешь все усилия, чтобы правдами и неправдами привлечь на свою сторону народы, с которыми ты только что воевал, призываешь их забыть недавно пролитую кровь и обиды? Ты что, стал лицемером?
Похоже, было, что Василиса теряла присущее ей самообладание, Франклин по опыту знал силу ее страстного темперамента.
Он хотел ответить ей спокойно, убедить в своем праве на справедливый гнев, но понял, что она уже на взводе и готова обрушить на него весь свой пламенный гнев. Ему от этого сделалось больно, он помолчал немного и сказал:
— Давай еще раз взглянем на формулу. И объясни мне, зачем эти теоретизирования в такой ответственный момент?
Гневное выражение сошло с лица Василисы, и она повела его назад в комнату.
— Эти теоретизирования необходимы. Если расчеты окажутся верными, тогда рождается новый способ растворения машин Сведенборга, отличный от твоего. Ты предлагаешь разорвать связь между эфирными силами и материей, но что, если они одинаковые, подобно различным нотам одной и той же музыкальной гаммы? Что, если отличие между ними определяется лишь тем, насколько туго натянута струна на скрипке?
— Я допускаю подобный аргумент.
— В таком случае, если мы изменим высоту звука…
— Чего? Вселенной?
— Да.
— Это безумие.
— Вовсе нет. Дай мне возможность представить все аргументы.
Франклин внимательно посмотрел в лицо Василисы, не в силах понять, что заставляет ее заниматься такой вопиющей глупостью.
— Я могу дать тебе два часа — это все, чем я располагаю.
— Этого достаточно.
Через час он был полностью поглощен идеей и даже принялся высказывать собственные соображения.
— Даже если мы в общих чертах примем эту гипотезу, — осторожно произнес Франклин, — нам потребуются эксперименты, доказывающие ее состоятельность. И прибор, который сможет изменить саму гармонию сфер… я продолжаю считать создание такого прибора невозможным… ну а что, если это все-таки возможно? Каким образом мы можем просчитать последствия его применения? Если мы сможем растворить машины тьмы, что еще растворится вместе с ними или возникнет в результате? Планеты могут удалиться друг от друга на неопределенное расстояние или возгореться ядовитым пламенем!
Василиса нахмурила лоб:
— Мы согласны, это крайняя мера, но если это единственный шанс остановить машины тьмы, почему бы им не воспользоваться?