В общем, я, как обычно, был погружён в свои рассуждения, которые, как правило, не имели конца. Но тут меня, наконец, пригласили в кабинет для рентгена. Мне дали чёткие и сухие инструкции, которые могла бы выполнить даже амёба. Взгляд медсестры на меня можно было бы охарактеризовать как презрительно-снисходительный, хотя, как я понимал, её социальный статус был ничуть не выше моего, иначе, она бы не работала на окраине.
Спустя буквально минуты три, было вынесено официальное научное заключение «ничё у тебя тут нет, всё нормально», и я радостный пошёл домой. В принципе, я мог бы сказать, что вся эта эпопея закончилась хорошо, а, ведь, могло бы быть гораздо хуже. Однако, казалось, что живя в этой стране, ты просто не можешь быть счастлив, потому что это не по правилам.
Глава 5
Конец года всегда был большой радостью для меня (опять же, как и для большинства других учеников). Все готовились к новогодним праздникам, и, конечно, у меня опять была возможность уехать в деревню на целых две недели. Но в этот раз это событие было безнадёжно омрачено: за пару недель до окончания полугодия умер отец. Где бы вы думали он умер? Конечно, на работе…. К его чести, надо признать, что несмотря на то, что я, как и говорилось ранее, его толком даже не знал, он всегда думал о нас. Вот и в этот раз, мужественно перенеся инфаркт на ногах, он доковылял до работы и даже начал свою смену. Просто он понимал, что в этом случае, нам полагаются хоть какие-то страховые выплаты. А если бы он умер по пути на работу, но не на рабочем месте – то шиш.
Но и сейчас выплат ждать скоро не приходилось: ведь
страховщикам-семёркам надо было проверить столько важных вещей…. А не был ли отец пьян, когда пришёл на работу? А не употреблял ли он наркотики? А ходил ли он исправно на работу в течение последних трёх месяцев? А проверял ли он сердце регулярно в соответствии с каким-то там пунктом, который только страховщикам и был известен…. Ну и так далее. Это я вам перечислил только то, что на поверхности, а там было ещё проверять и проверять. Главное для них было найти хоть какую-нибудь причину не делать выплаты, или, на худой конец, урезать их. Но самое смешное знаете, что? Сумма страховой выплаты едва ли превышала суммарные отчисления, которые принудительно списывались с отцовской зарплаты на протяжении всей его жизни. То есть, по сути, это итак были его деньги, но за них нам ещё надо было побороться. Ну, точнее, понадеяться, что мы их получим, потому что бороться со страховой компанией, естественно, не было никакой возможности.
Смерть отца омрачила нашу жизнь ещё больше: как морально так и материально. Мать теперь хлесталась, как и отец на бесконечных подработках, и я начал подумывать о том, чтобы попытаться тоже устроиться на работу. Но мама была категорически против этого и почему-то говорила, что я должен бросить все силы на учёбу, хотя я, вроде как, итак справлялся без особого труда. К тому же, перед новым годом устроиться на работу было практически нереально (тем более подростку, так как это вообще было полузаконно и сопровождалось дополнительными неудобствами). Поэтому, я опять собрался ехать к бабушке. В деревне я мог хоть немного отвлечься от уныния, что преследовало меня повсюду.
И вот я уже сижу в душном автобусе, который еле-еле заезжает на очередную горку. В салоне почти едкий запах пережжённых тормозов и чьего-то перегара (не удивлюсь, если водительского). Но, собственно, я привык к этому, как и ко всему остальному. Автобус явно был в аварийном состоянии и требовал немедленного техобслуживания. Но средства, выделенные на это, к сожалению были разворованы ещё задолго до того, как автобус пришёл в такое состояние.
Люди выходили на разных остановках близ посёлков по пути, и когда автобус, наконец, доезжал до последней остановки, я, как правило, оставался единственным пассажиром. Когда я выходил из дверей, у меня аж перехватывало дыхание. Возможно от радости, но скорее всего, потому что спёртый воздух автобуса резко сменялся свежим воздухом горного озера.
Закинув рюкзачок на плечо, я бодро зашагал по нашей улице. Я помнил каждую яму на дороге, потому что дорога не ремонтировалась годами, я помнил и каждый покосившийся заброшенный дом с закрытыми ставнями. Это, наверное, тоже должно было наводить уныние, но меня всегда будоражила старина, даже не знаю почему. Я иногда копался на чердаке нашего дома, находя там вещи столетней давности, и мне приносило умиротворение просто то, что я их рассматриваю, верчу в руках.