Уокер выпрямился во весь рост.
- Нет, благодарю.
- Voyons, он оскорбляет ваше искусство, та mere, - засмеялся Леон.
- Уверяю, мадам, ничего подобного. - Уокер отвесил ей поклон и удалился.
- Ну просто верблюд! - заметил паж. И повторил то же герцогу на следующий день, когда они катили в карете по дороге на Кале.
- Верблюд? - засмеялся герцог. - Но почему?
- Ну-у... - Леон наморщил лоб. - Я один раз видел верблюда. Очень давно. И помню, он шел задрав голову и с улыбкой на морде. Ну совсем Уокер. Он был полон такого достоинства, монсеньор. Понимаете?
- Вполне. - Герцог зевнул и откинулся в угол на подушки.
- Вы думаете, мне понравится Англия, монсеньор? - вскоре спросил Леон.
- Будем уповать, что понравится, дитя.
- И вы... вы думаете, что на корабле мне станет плохо?
- Надеюсь, что нет.
- И я надеюсь! - истово сказал Леон. Однако поездка прошла спокойно. Они переночевали, не доезжая Кале, а на следующий день вечером сели на корабль. К большому разочарованию Леона, герцог отослал его в каюту и приказал не покидать ее. Пожалуй, впервые Эйвон переплыл Ла-Манш, оставаясь на палубе. Один раз он спустился в крохотную каюту, увидел, что Леон уснул в кресле, взял его на руки, бережно уложил на койку и укрыл меховым одеялом. Потом поднялся на палубу и прохаживался по ней до утра.
Когда утром там появился Леон, он пришел в ужас, что его господин всю ночь провел на ногах, и прямо высказал свои чувства по этому поводу. Герцог подергал его за кудрявую прядь и, уже позавтракав, спустился в каюту, где и проспал до самого Дувра. Там он проснулся и с надлежащей томной небрежностью сошел на берег в сопровождении Леона. Гастон высадился одним из первых, и к тому времени, когда герцог вошел в гостиницу на набережной, хозяин был весь к услугам его светлости. В отдельной комнате их ждал на столе второй завтрак.
Леон оглядел кушанья с заметным неодобрением и немалым удивлением. На одном конце стола красовался большой кусок английского ростбифа в соседстве с ветчиной и тремя каплунами. Другой конец занимала жирная утка, пудинги и всякое печенье. Между всем этим стоял графин с бургундским и кувшин пенящегося зля.
- Ну-с, мой Леон?
Леон обернулся. В комнату вошел герцог и, остановившись у него за спиной, изящно обмахивался веером. Леон сурово посмотрел на веер, и, прочитав осуждение в его глазах, его светлость улыбнулся.
- Веер не снискал твоего одобрения, дитя?
- Он мне совсем не нравится, монсеньор.
- Ты ввергаешь меня в уныние. А что ты думаешь о нашей английской еде?
Леон покачал головой.
- Ужасная, монсеньор! Она... она barbare!* Герцог засмеялся и сел за стол. Леон тотчас подошел к нему, намереваясь встать за его стулом.
______________
* Варварская (фр.).
- Дитя, заметь, что стол накрыт на два прибора. Садись. - Он развернул свою салфетку и взял нож и вилку для разрезания жаркого. - Не попробуешь ли утку?
Леон робко сел.
- Да, пожалуйста, монсеньор.
Герцог положил кусок на его тарелку, и он принялся за еду стеснительно, но изящно, как увидел Эйвон.
- Значит... значит, это Дувр, - вскоре сказал Леон вежливо-светским тоном.
- Ты прав, дитя, - ответил герцог. - Это Дувр. Так ты изволишь его одобрить?
- Да, монсеньор. Как-то странно видеть, что все вокруг английское, но мне нравится. Хотя, конечно, не понравилось бы, не будь здесь вас.
Эйвон налил себе в рюмку бургундского.
- Боюсь, ты льстец, - сказал он укоризненно, Леон улыбнулся.
- Нет, монсеньор. А вы заметили хозяина?
- Я хорошо его знаю. И что же?
- Он такой маленький, такой толстый, с таким красным-красным носом! Когда он вам кланялся, я подумал, что он вот-вот лопнет! Так забавно! - Его глаза заискрились смехом.
- Гнусная мысль, дитя мое. Видимо, чувство юмора у тебя довольно черное.
Леон радостно хихикнул.
- А знаете, монсеньор, - сказал он, борясь с неподатливым суставом. - Я в первый раз увидел море только вчера! Оно просто чудесное, только сначала оно у меня внутри все взбалтывало. Вот так! - Он изобразил рукой волнистое движение.
- Мой дорогой Леон! Право, это не тема для обсуждения за едой. Ты вызываешь у меня дурноту.
- Вот и оно вызвало у меня дурноту, монсеньор. Но меня не стошнило. Я очень крепко сжал губы...
Эйвон взял веер и звонко щелкнул Леона по пальцам.
- И продолжай их сжимать, дитя, прошу тебя! Леон потер руку, глядя на герцога с обиженным удивлением.
- Да, монсеньор, но...
- И не возражай.
- Да, монсеньор. Я и не хотел возражать, я только...
- Мой милый Леон, ты уже возражаешь. Ты меня утомляешь.
- Я просто хотел объяснить, монсеньор, - с достоинством ответил Леон.
- В таком случае, пожалуйста, воздержись. Сосредоточь свои силы на утке.
- Да, монсеньор. - Примерно три минуты Леон ел молча, но потом опять посмотрел на герцога. - А когда мы начнем ехать в Лондон, монсеньор?
- Какое оригинальное выражение! - заметил герцог. - Ехать мы начнем примерно через час.
- Значит, когда я кончу мой dйjeuner*, мне можно будет пойти погулять?
______________
* Завтрак (фр.).
- Я крайне огорчен, что вынужден отказать тебе в моем разрешении. Я хочу поговорить с тобой.
- Поговорить со мной? - повторил Леон.
- Безумие, по-твоему? Я должен сказать тебе нечто важное... Ну, что еще?
Леон разглядывал кровяную колбасу, и на лице у него было написано отвращение.
- Монсеньор, это... - брезгливо ткнул он пальцем. - Этого люди не едят! Фу!
- С ней что-нибудь не так? - осведомился герцог.
- Все не так! - категорично заявил Леон. - Сначала корабль сделал так, что меня затошнило, а теперь меня снова тошнит от... Вот от этого! Монсеньор, не ешьте этого, не то ва...
- Прошу, не описывай мои предполагаемые симптомы вдобавок к своим, дитя. О, бесспорно, тебя подвергли мучениям, но постарайся забыть! Съешь что-нибудь сладкое.
Леон выбрал пирожное и откусил кусочек.
- Вы всегда едите в Англии такое, монсеньор? - спросил он, указывая на ростбиф и пудинги.
- Всегда, дитя мое.
- Мне кажется, будет лучше, если мы тут не станем задерживаться, заявил Леон. - Я уже сыт.
- Ну, так иди сюда. - Его светлость уже перешел к камину и сел на дубовую скамью.
Леон послушно сел рядом с ним.
- Да, монсеньор?