- Пока этого еще не случалось, - возразил Хью и поставил на стол допитую рюмку. - Еще партию?
- С удовольствием, -.кивнул Сен-Вир. - Нам с вами приходится худо, Давенант.
- А вскоре будет еще хуже, - заметил Хью, тасуя колоду. - Лавулер, прошу вас, в будущем напоминайте мне, чтобы я садился играть, только если моим партнером будете вы. - Он начал сдавать карты, негромко сказав герцогу по-английски: - Отошли мальчика вниз, Аластейр. Он ведь тебе здесь больше не нужен.
- Я воск в твоих руках, - ответил его светлость. - Все, что требовалось, он уже совершил. Леон, жди меня в вестибюле. - Он протянул руку, взял карты Хью, снова положил их, пробормотав "подумать только!", и некоторое время молча следил за игрой.
После своего хода Лавулер обратился к нему:
- Где ваш брат, Аластейр? Такой очаровательный юноша! И совсем, совсем сумасшедший!
- До прискорбия. Руперт, как полагаю, либо
томится в английской долговой тюрьме, либо живет щедротами моего злополучного зятя.
- Супруга миледи Фанни, да? Эдвард Марлинг, n'est-ce pas? У вас ведь только один брат и одна сестра?
- Мне и их с избытком хватает, - сказал его светлость.
Лавулер засмеялся.
- Voyons!* Как она забавна, ваша семья! И вас не связывают узы любви?
______________
* Здесь: послушайте! (фр.)
- Весьма слабые.
- Но я слышал, что вы их вырастили, ваших сестру и брата!
- Что-то не припоминаю, - сказал Джастин.
- Послушай, Джастин, когда скончалась твоя матушка, ты крепко взял вожжи в руки! - вмешался Давенант.
- Совсем не крепко, мой милый. Только чтобы они меня чуточку боялись, не более того.
- Леди Фанни очень тебя любит.
- О, разумеется! Время от времени, - невозмутимо ответил герцог.
- А! Миледи Фанни! - Лавулер поцеловал кончики пальцев. - Она ravissante*, вот что я скажу!
______________
* Обворожительна (фр.).
- И добавьте, что Хью выиграл, - произнес герцог, растягивая слова. Поздравляю, Давенант! - Он чуть переменил позу, так, чтобы смотреть прямо на Сен-Вира. - Как здоровье мадам, вашей обворожительной супруги, мой дорогой граф?
- Мадам здорова, благодарю вас, мосье.
- А виконт, ваш очаровательный сын?
- Тоже.
- Но его нет здесь с вами, если не ошибаюсь? - Эйвон поднял лорнет и оглядел залу. - Я весьма огорчен. Но, видимо, вы полагаете, что он слишком юн для подобных развлечений. Ему ведь, если не ошибаюсь, всего девятнадцать лет?
Сен-Вир бросил свои карты на стол, рубашками вверх, и раздраженно поднял глаза на красивое, непроницаемое лицо.
- Вас так интересует мой сын, господин герцог? Карие глаза расширились и вновь сузились.
- Но может ли быть иначе? - любезно осведомился Джастин.
Сен-Вир взял свои карты и коротко ответил:
- Он в Версале с матерью. Мой ход, Лавулер?
Глава 3
ПОВЕСТВУЮЩАЯ О НЕУПЛАЧЕННОМ ДОЛГЕ
Когда Давенант вернулся в дом на улице Сент-Оноре, оказалось, что Леон давно вернулся и уже спит, но его светлость еще не возвратился. Догадываясь, что от Вассо Эйвон отправился навестить очередную любовницу, Хью устроился в библиотеке ждать его. Вскоре туда небрежной походкой вошел герцог, налил себе рюмку канарского и встал с ней у камина.
- Весьма поучительный вечер. Надеюсь, мой дражайший друг Сен-Вир оправился от огорчения, которое должен был испытать, когда я удалился столь рано?
- Наверное. - Хью улыбнулся, откинул голову на спинку кресла и поглядел на герцога с некоторым недоумением. - Почему вы так ненавидите друг друга, Джастин?
Прямые брови поднялись.
- Ненавижу? Я? Мой милый Хью!
- Ну хорошо, если ты предпочитаешь, я спрошу по-другому: почему Сен-Вир ненавидит тебя?
- Это старая история, Хью, почти покрывшаяся забвением. Видишь ли, э... contretemps* между любезным графом и мной произошли в те дни, когда мне еще не была ниспослана твоя дружба.
______________
* Недоразумения (фр.).
- А, так, значит, были contretemps? Полагаю, ты вел себя отвратительно?
- Что меня в тебе восхищает, мой милый, так это твоя пленительная откровенность, - заметил его светлость. - Но в тот раз я не вел себя отвратительно. Достойно изумления, не правда ли?
- Но что произошло?
- Крайне мало. Весьма тривиальный случай. Настолько тривиальный, что почти все о нем забыли.
- Женщина, разумеется?
- Вот именно. Не более и не менее как нынешняя герцогиня де Белькур.
- Герцогиня де Белькур? - Хью даже привскочил от удивления. - Эта рыжая сварливая баба?
- Да, эта рыжая сварливая баба. Насколько мне помнится, двадцать лет назад я восхищался ее... э... сварливостью. Она была так красива!
- Двадцать лет назад! Так давно! Джастин, ты же не...
- Я хотел жениться на ней, - задумчиво сказал Эйвон. - По молодости и глупости. Теперь это кажется невероятным, но так было. Я попросил разрешения ухаживать за ней у... да, забавно, не правда ли?.. у ее достопочтенного батюшки. - Он помолчал, глядя в огонь. - Мне... дай сообразить... мне было двадцать или чуть больше.
Уже не помню. Между моим отцом и ее отцом особой дружбы не было. Тоже из-за женщины. И, кажется, победа осталась за моим батюшкой. Вероятно, досада еще язвила. Ну и за мной даже в том возрасте числились кое-какие интрижки. - У него затряслись плечи. - Так уж повелось в нашем роду. Старый граф запретил мне даже думать о его дочери. Не так уж и удивительно, по-твоему? Нет, я не увез ее. Вместо этого мне нанес визит Сен-Вир. Тогда он был виконтом де Вальме. Визит этот был почти оскорбительным.
- Для тебя?
Эйвон улыбнулся.
- Для меня. Благородный Анри явился ко мне на квартиру с большим и тяжелым хлыстом. - Хью ахнул, и улыбка стала шире. - Нет, мой милый, меня не отхлестали. Но по порядку. Анри был в ярости. Мы перед тем из-за чего-то повздорили. Возможно, из-за женщины, но не помню. Он был вне себя от бешенства, что должно бы послужить мне некоторым утешением. Я посмел поднять мои распутные глаза на дщерь высоконравственного дома Сен-Виров! Ты замечал эту высоконравственность? Суть ее в том, что Сен-Виры занимались амурами втихомолку, а мои, как тебе известно, доступны всем взорам. Замечаешь разницу? Bon*. - Эйвон сел на ручку кресла и закинул ногу за ногу. В пальцах он крутил пустую рюмку. - Мое развратное поведение (я повторяю его слова, Хью), отсутствие у меня всякой нравственности, моя черная репутация, мой гнусный характер, мой... впрочем, остальное я позабыл. Но это было нечто эпическое и превратило мое честнейшее предложение руки и сердца в несмываемое оскорбление. Мне внушалось, что я - грязь под стопами Сен-Виров. Было сказано еще много, но наконец благородный Анри добрался до кульминации своей филиппики. За мою наглость я отведаю его хлыста. Я! Аластейр Эйвонский!