Поблизости у прилавка, за которым матушка Гоньяр продавала овощи, толпились женщины, то прицениваясь, то сплетничая. Несколько девушек в жестких юбках, подобранных выше лодыжек, обутые в неуклюжие деревянные сабо, оживленно болтали у старинной арки кладбищенских ворот. В середине площади у фонтана сгрудились овцы, между которыми бродили возможные покупатели, ощупывая и оглядывая их. Со двора кузницы доносились звонкие удары молота по наковальне и обрывки песни.
И в этот приют хлопотливой безмятежности въехал в строгом черном костюме, отделанном золотым галуном, его светлость герцог Эйвон верхом на нанятой лошади. Он свернул на рыночную площадь с восточной дороги, которая вела в Сомюр. Чуть только подковы его лошади застучали по неровному булыжнику, он натянул поводья и, сидя в седле с небрежным изяществом, слегка упираясь рукой в перчатке в бедро, неторопливо оглядел площадь.
Его появление привлекло всеобщее внимание, Жители деревни рассматривали его с головы до ног, от треуголки до шпор на сапогах. Одна из девушек, заметив ледяные серые глаза и тонкие изогнутые губы, захихикала и шепнула подругам, что их навестил сам дьявол. Они насмешливо посоветовали ей не быть дурочкой, но она исподтишка перекрестилась и отступила в глубину арки.
Взгляд герцога скользил по площади, пока не остановился на мальчишке, который, сунув палец в рот, выпученными глазами смотрел на всадника. Рука в вышитой перчатке с раструбом властно его поманила, и мальчуган робко подошел поближе к герцогу.
Его светлость с легкой улыбкой взглянул на него с высоты своей лошади и указал на домик возле церкви.
– Я не ошибаюсь, предполагая, что это обитель вашего кюре?
Мальчик кивнул.
– Да, ваша милость.
– Как по-твоему, я застану его там?
– Да, ваша милость. Он уже час как вернулся от мадам Турно, с разрешения вашей милости.
Эйвон легко спрыгнул на землю и перекинул поводья через шею лошади.
– Прекрасно, малыш. Будь так добр, подержи это животное, пока я не вернусь. Тогда получишь луидор.
Мальчик охотно ухватил уздечку.
– Целый луидор, ваша милость? Чтобы я постерег вашу лошадь? – переспросил он, не веря своим ушам.
– А это лошадь? – Герцог Осмотрел животное в лорнет. – Пожалуй, ты прав. Я думал, это верблюд. Отведи ее напиться. – Он повернулся на каблуках и небрежной походкой направился к дому кюре.
Обитатели деревни, будто завороженные, следили, как домоправительница господина кюре впустила его в дом, и тут же начали обсуждать между собой это нежданное посещение.
Его светлость проводили через крохотную, блещущую чистотой прихожую в кабинет кюре, солнечную комнату в глубине дома. Розовощекая домоправительница ввела его туда с невозмутимой безмятежностью.
– Вот, mon pиre[37], господин, который хочет поговорить с вами, – сказала она и удалилась, даже не взглянув на герцога еще раз.
Кюре сидел за столом у окна и что-то писал. Он поднял голову, посмотрел на посетителя, увидел незнакомого человека, положил перо и встал. Он был очень худой, со спокойными голубыми глазами, аристократическим лицом, тонкими красивыми руками. На нем была длинная сутана, голова ничем не покрыта, и на миг Эйвон принял белоснежные волосы за парик, такими волнистыми и аккуратно причесанными они были, но тотчас убедился, что их создала природа. Зачесанные назад, они открывали широкий, благородный лоб.
– Мосье де Бмчре, если не ошибаюсь? – Его светлость отвесил глубокий поклон.
– Да, мосье, но с кем имею честь?..
– Я некий Джастин Аластейр, – сказал герцог, кладя на стол шляпу и перчатки.
– Да? Вы извините меня, мосье, но я не узнаю вас. Уже много лет я расстался со светом и не могу припомнить, принадлежите ли вы к овернским Аластейрам или к английской ветви семьи. – Де Бопре внимательно посмотрел на герцога и придвинул ему стул.
Джастин сел.
– К английской ветви, мосье. Быть может, вы знавали моего отца?
– Мы были едва знакомы, едва, – ответил де Бопре. – Вы, если не ошибаюсь, герцог Эйвон? Чем могу вам служить?
– Я герцог Эйвон, мосье, как вы сказали. Я прав, полагая, что говорю с родственником маркиза де Бопре?
– С его дядей, мосье.
– А! – Джастин поклонился. – Так вы – виконт Маррильон?
Кюре опустился в свое кресло за столом.
– Я отказался от этого титула много лет назад, мосье, считая его пустым звуком. Мои родственники скажут вам, что я помешался. Они не упоминают моего имени. – Он улыбнулся. – Бесспорно, я бросил на них тень. Я предпочел трудиться здесь, среди моих людей, когда мог бы носить кардинальскую шапку. Но, вероятно, вы проделали такой путь до Анжу не для того, чтобы выслушивать все это. Так чем я могу быть вам полезен?
Джастин предложил кюре открытую табакерку.
– Я надеюсь, мосье, что вы сможете меня просветить.
Де Бопре взял понюшку и красивым, движением поднес ее к одной ноздре.
– Это маловероятно, мосье. Я уже сказал, что давно удалился от света и почти забыл все с ним связанное.
– Это, mon pиre, к свету никакого отношения не имеет, – ответил его светлость. – Мне хотелось бы, чтобы вы перенеслись мысленно на семь лет назад.
– Итак? – Де Бопре взял перо и пропустил бородку между пальцами. – Что дальше, mon fils?[38]
– Вернувшись мысленно в те года, мосье, быть может, вы вспомнили жившую тут семью по фамилии Боннар?
Кюре кивнул, не спуская пристального взгляда с лица Эйвона.
– И особенно ребенка… Леони.
– Можно только гадать, что знает о Леони герцог Эйвон. Я же забыть не мог. – Голубые глаза оставались непроницаемыми.
Его светлость слегка покачивал обутой в сапог ногой.
– Прежде чем я перейду к дальнейшему, mon pиre, мне хотелось бы твердо знать, что все это останется строго конфиденциальным.
Кюре легонько провел пером по столу.
– А я, прежде чем обещать, что все, вами сказанное, останется между нами, хотел бы узнать, почему вас интересует крестьянская девушка и чем эта крестьянская девушка является для вас, – ответил он.
– В настоящее время она – мой паж, – невозмутимо сообщил Эйвон.
Кюре поднял брови.
– Вот как? Вы всегда берете себе в пажи девушек, господин герцог?
– Вовсе нет, mon pиre. И эта девушка пока не знает, что мне известен ее пол.
Перо ритмично обмахивало стол.
– Да, сын мой? И что ее ожидает?
Эйвон бросил на него надменный взгляд.
– Мосье де Бопре, не сомневаюсь, вы извините меня, если я упомяну, что моя мораль – не ваша забота.
Кюре спокойно встретил его взгляд.
– Да, сын мой, она – сугубо ваше дело, но вы сочли нужным сделать ее достоянием всего света. И я мог бы возразить, что благополучие Леони – не ваша забота.
– Она с вами не согласилась бы, mon риrе, Попытаемся понять друг друга: телом и душой она принадлежит мне. Я купил ее у негодяя, называющего себя ее братом.
– На то у него есть причина, – невозмутимо ответил де Бопре.
– Вы так думаете? Поверьте, мосье, Леони со мной куда безопаснее, чем с Жаном Боннаром. Я приехал просить вас помочь ей.
– Мне еще не доводилось слышать, мосье, чтобы… Сатана выбирал себе в союзники священнослужителя.
Зубы Эйвона белоснежно блеснули в мимолетной улыбке.
– Как ни далеки вы от света, mon риrе, об этом вы слышали?
– Да, мосье. Ваша репутация хорошо известна.
– Я польщен. Но в данном случае моя репутация к делу не относится. Леони со мной ничего не угрожает.
– Почему? – осведомился де Бопре.
– Потому что, отец мой, с ней связана тайна.
– Причина довольно легковесная.
– Тем не менее обойдемся ею. Мое слово, когда я его даю, служит надежным залогом.