– Но посмотрите же на меня! – потребовала она с упреком.
Они быстро обернулись на звук ее голоса и увидели тоненькую фигурку между двух канделябров, всю в белом, от прически до сверкающих брильянтами каблучков: белая парча, открывающая плечи, белая пена кружевных юбок, белые розы на груди и в руке. Только глаза мерцали глубокой синевой, полураскрытые губки были как две вишни, а щеки чуть розовели.
– Ах, ты красавица! – охнул Руперт. – Ей-богу, красавица!
Герцог подошел к подножию лестницы и протянул руки:
– Спускайся, ma belle!
Она сбежала к нему. Он склонился над ее рукой, а она покраснела и сделала легкий реверанс.
– Я хорошенькая, монсеньор, правда? Все это сделала леди Фанни, и поглядите, монсеньор, она подарила мне вот эту булавку, а Руперт – цве… нет, веер! А цветы мне подарил мосье Давенант, а мистер Марлинг – это милое колечко! – Она, пританцовывая, подбежала к ним. – Благодарю вас, от всего сердца благодарю! Руперт, ты сегодня такой щеголь! Я никогда не видела тебя таким… таким аккуратным и tout а fait beau![135]
По лестнице спустилась леди Фанни.
– Ну, Джастин? Мне удалось?
– Дорогая моя, ты превзошла себя! – Он оглядел ее. —И твой собственный туалет безупречен.
– А! – Она пожала плечами. – Сегодня я ничто.
– Ты trиs grande dame[136], моя дорогая, – сказал он.
– Да, пожалуй, —она кивнула. – Этого я и хотела добиться.
Руперт поднял свой лорнет.
– Ты всегда выглядишь первой красавицей, Фан, Этого у тебя не отнимешь.
Внезапно лакеи у парадной двери вытянулись в струнку.
– О, кто-то уже подъехал? – воскликнула миледи. —Идем, дитя! – И она отправилась в бальный зал, который тянулся во всю длину дома.
Леони одобрительно его оглядела.
– Voyons, это мне нравится! – сказала она, подошла к одной из огромных корзин с цветами и потрогала нежные лепестки. – Мы все очень аристократичны, как весь дом. Монсеньор, Руперт такой прелестный, правда?
Эйвон оглядел своего высокого брата, истинный образчик щеголя-повесы.
– Ты называешь его прелестным? – протянул он,
– Дьявол тебя побери, Джастин, – огрызнулся милорд.
Лакей, стоя у широких дверей, одно за другим звучно называл имена. Руперт стушевался, а леди Фанни пошла навстречу гостям.
Час спустя Леони казалось, что весь дом полон нарядно одетых дам и мужчин. Она сделала сотню реверансов, а в ее ушах все еще звучал голос миледи: «Имею честь, мадам, представить вам мадемуазель де Боннар, воспитанницу моего брата».
В самом начале вечера Эйвон подошел к ней с каким-то молодым человеком, одетым по самой последней моде, с орденами на груди, в парике, который' был истинным произведением искусства. Эйвон сказал:
– Моя воспитанница, принц. Леони, его высочество принц де Конде желает познакомиться с тобой.
Она сделала глубочайший реверанс. Конде склонился над ее рукой.
– Мадемуазель поистине ravissante[137], – сказал он. Леони завершила реверанс и застенчиво улыбнулась. Его высочество прижал руку к сердцу.
– Мадемуазель сделает мне честь принять мое приглашение на первый танец? – спросил он.
Леони сочла его любезным мальчиком, и только. Она положила руку на его локоть и солнечно ему улыбнулась.
– Я буду рада, мосье. Это мой собственный бал! Чудесно, правда?
Конде, привыкший к светским барышням, скучающим по требованию приличий, был пленен такой безыскусственной веселостью. Заиграли скрипки, и за ним с Леони выстроились пары.
– А мы обязательно должны быть первыми? – шепнула она доверчиво.
– Ну разумеется, мадемуазель, – улыбнулся он. – Вы должны открыть ваш собственный бал.
Леди Фанни у дверей потрогала Руперта за рукав.
– С кем танцует девочка? Судя по орденам, это по меньшей мере принц крови! Кто он?
– Молодой Конде, – ответил Руперт. – Ему ведь всего двадцать, Фан, вот почему ты его не знаешь.
– Как Джастин добился, чтобы он приехал так рано? – ахнула миледи. – И он открывает с ней бал! Ей теперь успех обеспечен. Взгляни, он смеется. Она его очаровала, и не спорь со мной! – Она обернулась и увидела рядом Эйвона. – Джастин, как ты умудрился заполучить Конде так рано? Право, ты колдун!
– Да, недурная мысль, не так ли? – сказал его светлость. – Затем познакомь ее с де Брионном. Он только что приехал. А кто эта девочка с серебряными розами на платье?
– Не знаю, мой дорогой! Столько новых лиц! Клянусь, я не запомню, кому какое принадлежит! Джастин, Конде пленен! Все мужчины в зале начнут искать внимания Леони, увидев, как он очарован. О, мадам! – И она поспешила навстречу новой гостье.
– Пожалуй, я пойду в карточную залу и пригляжу, чтобы все было в порядке, – невинным голосом сказал Руперт и повернулся, чтобы уйти.
– Нет нужды, дитя мое, – сказал его светлость, преграждая ему дорогу. – Там распоряжается Хью. А ты, мальчик, пригласишь на танец мадемуазель де Воваллон.
– Господи! – простонал Руперт, но покорно направился туда, где сидела мадемуазель.
Когда Фанни снова сумела выбрать момент, чтобы поискать взглядом Леони, она увидела, что та сидит на кушетке в алькове и пьет негус в обществе своего партнера. Оба как будто были очень веселы. Фанни с минуту следила за ними очень довольная, а затем, ловко ускользнув от компании юношей, которые все хотели быть представлены Леони, она отвела к алькову графа де Брионна и представила его. Конде встал и поклонился.
– Но, мадемуазель, вы должны сберечь для меня минутку позднее! – сказал он. – Когда же?
– Встретимся где-нибудь, – предложила Леони. – Знаю! Вон под той большой пальмой в… в десять минут двенадцатого! – В ее глазах вспыхнули веселые искорки. – Просто как в сказке.
– Мадемуазель, я буду там, – со смехом обещал Конде.
Фанни сделала шаг вперед.
– Воспитанница моего брата, мосье. Мосье де Брионн, Леони.
Леони поставила бокал, встала и сделала реверанс. Лоб у нее наморщился. Фанни неумолимо увела Конде.
– У мадемуазель озабоченный вид? – Де Брионн подал ей бокал.
Она посмотрела на него с доверчивой улыбкой.
– Мосье, я такая глупая. Не могу вспомнить, кто вы такой.
Де Брионн на мгновение растерялся. Ничего подобного от светских барышень сыну Луи Лотарингского слышать не приходилось, но он не устоял перед обаятельным взглядом огромных глаз Леони и ответил ей улыбкой.
– Вы недавно в Париже, мадемуазель?
Она кивнула.
– Да, мосье. Дайте мне подумать. Нет, я знаю! Вы сын графа д'Арманьяка Великого!
Графа это развеселило. Вероятно, ему еще не доводилось встречать девицу, которая столь наивно разбиралась в его генеалогии. Он сел рядом с ней, чтобы поразвлечься, и обнаружил, что от него требуется для просвещения Леони называть почти всех, кто проходил мимо.
– Voyons, m'sieur, вы знаете всех! – вскоре заявила она. – И очень мне полезны. А теперь скажите, кто танцует с монсеньером?
– Монсеньером?
– Да. С герцогом, моим… моим опекуном.
– А! Это мадам Дюдеффан.
– Правда? – Леони внимательно всмотрелась в указанную даму. – По-моему, она заставляет его смеяться.
– О, она это умеет, – сказал де Брионн с глубокой серьезностью. – А Конде называл вам присутствующих?
– Нет-нет! – На щеках Леони заиграли ямочки. – У нас нашлось столько других предметов для разговора, мосье. Он рассказывал мне про дуэли и о том, что значит быть принцем крови.
Де Брионн засмеялся.
– Вы его об этом спросили, мадемуазель?
– Да, мосье, – простодушно ответила Леони. Вернувшаяся к дверям Фанни сделала глубокий реверанс герцогу де Пентиевру, который только что приехал.
– Дражайшая леди Фанни! Какое волнение вызвала весть о возвращении пленительной леди Фанни!