Фанни он нашел в столовой с Давенантом. Она помахала ему.
– Я заслужила минутку отдыха, – объявила она весело. – Право же, Джастин, я представила друг другу десятки детей, так и не запомнив их имен! А где Леони?
– С Ришелье, – сказал он. —Нет, Фанни, не тревожься, он поклялся держать себя в руках. Хью, ты был неоценим в этот вечер.
Миледи начала обмахиваться веером.
– Мы все тут немного потрудились, – сказала она. – Мой бедный Эдвард играет в ломбер с вдовствующими графинями, а Руперт даже носа не показал в карточном салоне.
– Но вы трудились больше всех, – сказал Давенант.
– Ах, это было бесподобно! – ответила она. – Джастин, право, не знаю, сколько молодых кавалеров строили куры Леони! Конде совершенно очарован, по его словам! Нет, я просто маменька девицы на выданье! Когда я представляю Леони, то чувствую себя пятидесятилетней! Да-да, Хью, положительно так. Но когда я вновь увидела Рауля де Фонтенуа – о, я снова стала юной! – И она возвела глаза к небу.
Однако вскоре гости начали прощаться, и наконец они остались в вестибюле одни – утомленные, но торжествующие.
Руперт широко зевнул.
– Черт, ну и вечерок! Бургундского, Хью? –Он разлил вино по рюмкам. – Фан, ты порвала свои кружева.
Фанни опустилась в кресло.
– Дорогой мой, пусть от них остались одни клочья, мне все равно. Леони, душечка, у тебя такой измученный вид! Ах, мой бедный Эдвард, ты был великолепен со вдовствующими дамами!
– А, да! – сказал его светлость. – Я должен поблагодарить вас, Эдвард, вы были поистине неутомимы. Малютка, ты еще не совсем засыпаешь?
– Нет, монсеньор. Ах, мадам, принц сказал, что мое платье обворожительно.
– Ага! – Руперт укоризненно покачал головой. – Я бы дорого заплатил, лишь бы узнать, что ты проделывала сегодня вечером, плутовка. Старик Ришелье строил тебе куры?
– Ах нет! – удивилась Леони. – Он же ужасно старый.
– Увы, бедный Арман! – вздохнул герцог. – Не говори ему этого, малютка, умоляю тебя.
– И никому другому, любовь моя, – вмешалась миледи. – Об этом немедля узнает весь Париж, и он будет так удручен!
– Ну а кто же все-таки строил тебе куры? – не отступал Руперт. – Кроме Конде.
– Он ничего не строил, Руперт, и другие тоже! – Леони наивно посмотрела на остальных. – Он сказал только, что я сказочная принцесса, ну и еще про мои глаза.
– Ну, если это не… – Руперт встретил взгляд брата и поперхнулся. – А, да, я болван, это уж так.
– Монсеньор, – сказала Леони. – Мне все кажется, это был сон! Знай они, что я была пажом, они, наверное, не были бы так со мной любезны. Они бы подумали, что я не совсем респектабельна.
Глава 26
ЛЕОНИ ПРИ ДВОРЕ
После бала особняк Эйвона был засыпан приглашениями. Дамы наперебой просили миледи Фанни извинить, что не могли предупредить ее заблаговременно, но не окажет ли она им честь своим присутствием в такой-то день на балу, на рауте, на карточном вечере. Фанни внимательно изучала стопку карточек и ликовала.
– Милый Джастин! – вскричала она. – Мы вряд ли и три вечера останемся дома, даю слово! Вот приглашение мадам Дюдеффан на суаре в следующем месяце. А это от графини де Мейли – на бал. И от милейшей мадам де Фолимартен на субботу! Еще…
– Пощади нас, Фанни! – сказал его светлость. – Принимай или отказывайся, как сочтешь нужным, но избавь нас от перечислений. Малютка, что это?
В комнату, пританцовывая, влетела Леони с букетом, к которому была прикреплена карточка.
– Монсеньор, они такие красивые, правда? От принца де Конде. По-моему, он так любезен!
Фанни поглядела на брата.
– Итак, мы начали, – сказала она. – Хотелось бы мне знать, как мы кончим?
– Я кончу в долговой тюрьме, не сомневайся! – отозвался Руперт из глубины кресла. – Двести гиней вчера вечером, и…
– Руперт, это безрассудство! – воскликнул Марлинг. – Зачем играть на такие высокие ставки?
Руперт не снизошел до ответа на столь нелепый вопрос, и паузу прервал Хью.
– Мне кажется, это родовое, – сказал он, – хотя, конечно, Руперт – вертопрах.
– Нет! – возразила Леони. – Он очень глупый, но он не вертопрах! Монсеньор, скажите, что мне надеть завтра для Версаля? Мадам говорит – голубое, а я хочу опять надеть мое белое.
– Нет, малютка. Явиться дважды подряд в одном туалете – это значит вызвать скандал. Наденешь золотой и тускло-жёлтый туалет. С сапфирами, которые я тебе когда-то подарил. И не будешь пудрить волос.
– О? – сказала миледи. – Почему, Джастин?
Хью отошел к камину.
– Не потому ли, Джастин, что ты всегда питал страсть к тициановским волосам?
– Вот именно. – Герцог поклонился. – Какая у тебя превосходная память, мой милый!
– Ничего не понимаю! – пожаловалась Фанни. – О чем вы?
– Мне самому неясно, – сказал Эйвон. – Спроси Хью. Он всезнающ.
– Нет, ты несносен! – Фанни надула губы. – Тускло-желтое? Да, это будет хорошо. Леони, любовь моя, нам необходимо заказать юбку с золотой сеткой у Сериз. Это последний крик, как я слышала. – И она принялась обсуждать наимоднейшие фасоны.
Она сопровождала Леони в Версаль вместе с Эйвоном и Рупертом. Марлинг разделял с Даве-нантом отвращение к придворной жизни: они отказались присоединиться к остальным, предпочитая провести тихий вечер за пикетом и последним номером «Адвенчурера», который в этот день был доставлен с лондонской почтой.
А потому Леони и ее эскорт оставили их развлекаться на свой лад, а сами покатили в легкой карете по версальской дороге. На Леони тотчас нахлынули воспоминания. Она сидела рядом с леди Фанни и через ее пышные юбки заговорила с герцогом.
– Монсеньор, а вы помните, как мы ехали в Версаль перед тем, как вы подарили мне эту цепь? – И она потрогала сапфиры, сверкавшие на ее белой шейке.
– Помню, малютка. И помню, как на обратном пути ты уснула и не желала просыпаться.
– Правда. – Она кивнула. – И как странно ехать ко двору еще раз вот так! – Она кивнула на свои юбки и развернула веер. – Принц был вчера на вечере у мадам де Кашерон, монсеньор.
– Да, я слышал, – ответил Эйвон, который там не присутствовал.
– И танцевал с девочкой два раза! – заметила миледи. – Просто забыв о приличиях!
– Верно! – согласился Руперт. – Если хотите знать мое мнение, то он туда приехал только ради Леони.
– Да, – простодушно сказала Леони. – Он сам так говорил. Мне он нравится. Руперт строго на нее посмотрел.
– Тебе не следовало сидеть с ним, болтая Бог весть о чем, – заявил он назидательно. – Когда я хотел потанцевать с тобой, то не сумел тебя найти.
Леони состроила гримаску.
– Ты говоришь так потому, что надел свой самый лучший костюм, – сообщила она ему. – И заважничал, уж я-то знаю!
Руперт расхохотался.
– Черт побери, недурно сказано! Но не стану отрицать, что это дьявольски модный кафтан. – И он с нежностью посмотрел на свой винно-красный рукав.
– Только он не такой… такой distinguй[144], как розовый с серым монсеньора, – сказала Леони. – А кого я увижу сегодня, монсеньор?
– Как так, дитя? А я думала, у тебя назначен десяток встреч! – заметила миледи.
– Да, мадам, но я говорю про незнакомых.
– Она ненасытна! – съехидничал Руперт. – К концу месяца она соберет целую коллекцию сердец, помяните мое слово!
– Ты увидишь короля, малютка, и королеву, и, может быть, дофина, – сказал его светлость.
– И мадам Помпадур. Я хочу ее увидеть, потому что, говорят, она очень красива.
– Очень, – согласился герцог. – Кроме того, ты увидишь ее фаворита де Стэнвиля, и графа д'О, и герцога Орлеанского.
– Tiens! – сказала Леони.
Наконец они приехали в Версаль, и следом за леди Фанни она поднялась по мраморной лестнице в Зеркальную галерею, огляделась и глубоко вздохнула.