– Как я хорошо все помню!
– Ради всего святого, деточка, не говори так! – просительно сказала Фанни. – Ты никогда здесь прежде не бывала. Чтобы я больше не слышала от тебя никаких воспоминаний!
– Да, мадам, – смущенно ответила Леони. – О, вон мосье де Лавале!
Де Лавале подошел к ним, с любопытством искоса поглядывая на ненапудренные волосы Леони, Руперт скрылся в толпе, ища кого-нибудь из приятелей, и исчез надолго.
Очень многие теперь оглядывались на Леони.
– Dis donc[145], – сказал де Стэнвиль, – кто эта огненная головка? Я ее не узнаю.
Его приятель де Салли взял понюшку табака.
– Неужели ты не слышал? – спросил он. —
Новейшая красавица! Воспитанница Эйвона.
– О-о! Про нее я слышал, – кивнул де Стэнвиль. – Новая игрушка Конде, э?
– Нет, нет, друг мой! – Де Салли энергично потряс головой. – Новая богиня Конде!
Леони делала реверанс герцогине де ла Рок, и тут де Стэнвиль увидел леди Фанни.
– А, так Аластейр привез свою очаровательную сестрицу! Madame, votre serviteur![146]
Фанни обернулась.
– А, это вы, мосье! – Она протянула руку. – Сколько лет мы не виделись!
– Мадам, когда я гляжу на вас, протекшие годы исчезают, – сказал де Стэнвиль, целуя ей руку. – Но тогда это ведь был «Этьен», а не холодное «мосье»?
Миледи закрылась веером.
– Право, не помню! – сказала она. – Без сомнения, я была очень глупенькой… в то давнее время!
Де Стэнвиль отвел ее в сторону, и они стали перебирать прошлое. Заметив, как занята его сестра, Эйвон извлек Леони из непрерывно растущего кольца поклонников и повел представить графу д'О, который приближался к ним по галерее. Вскоре подошла Фанни, расставшись с де Стэнвилем. Граф учтиво ей поклонился.
– Мадам, могу ли я выразить вам, как я восхищен вашей питомицей? – Он указал сверкающей перстнями рукой туда, где Леони вступила в разговор с застенчивой девушкой, только еще начавшей выезжать, с которой познакомилась на своем балу.
Фанни кивнула.
– Она вам понравилась, мосье?
– Но как могло быть иначе, мадам? Она йclatante![147] Эти волосы и эти глаза! Я предсказываю succиs йnorme[148]. – Он поклонился и отошел с приятелем.
Леони вернулась к Эйвону.
– Монсеньор, по-моему, молодые люди очень глупы, – сказала она категорично.
– Несомненно, малютка. Но кто тот несчастный, кто навлек на себя твое неудовольствие?
– Мосье де Танквилль, монсеньор. Он говорит, что я жестока! Но это же не так, правда?
– Разумеется, так, дитя, – возразила миледи. – Барышням положено быть жестокими. Это de rigueur![149]
– А, ба! – сказала Леони. – А где король, монсеньор?
– У камина, малютка. Фанни, отведи ее к королю.
Миледи сложила веер.
– Но ты испросил позволения, Джастин?
– Конечно, моя дорогая. Вас ожидают.
И Фанни повела Леони в глубь галереи и низко присела перед его величеством, который соизволил обойтись с ней очень милостиво. За королем с герцогом Орлеанским и двумя-тремя придворными стоял Конде. Леони перехватила его взгляд, и на ее щеках заиграли ямочки. Его величество сказал леди Фанни несколько благосклонных слов о мадемуазель де Боннар, королева похвалила ее красоту, и миледи проследовала с ней дальше, уступив место другим искателям августейшего внимания.
– Bon! – сказала Леони. – Вот я и побеседовала с королем. – Она обернулась к Эйвону. – Монсеньор, а что я говорила? Он совсем такой, как на монетах.
К ней подошел Конде, и леди Фанни тактично удалилась.
– А, сказочная принцесса, сегодня вы пылаете в наших сердцах!
Леони прикоснулась к своим кудрям.
– Но это неучтиво – говорить со мной о моих рыжих волосах! – заявила она.
– Рыжих? – вскричал Конде. – Это цвет меди, принцесса, а глаза у вас точно фиалки, приколотые к вашему корсажу. Вы очаровали меня, как белая роза, а теперь совсем околдовали, как золотая роза.
– Мосье, – строго сказала Леони. – Так разговаривает мосье де Танквилль. Мне это совсем не
нравится.
– Мадемуазель, я у ваших ног! Скажите, что мне сделать, чтобы вернуть ваше расположение? Леони посмотрела на него, что-то обдумывая.
Он засмеялся.
– О-ла-ла! Какой-нибудь рыцарский подвиг, enfin? У нее заблестели глаза.
– Мне очень хочется пить, мосье, – сказала она жалобно.
Кавалер, стоявший в нескольких шагах от них, посмотрел на нее с изумлением и обернулся к приятелю.
– Mon Dieu, ты слышал, Луи? Кто эта красотка, у которой хватает дерзости послать Конде принести ей напиться?!
– Как, ты не знаешь? – воскликнул тот. – Это мадемуазель де Боннар, воспитанница английского герцога! Она большая оригиналка, и Конде пленяют ее необычные манеры.
Тем временем Конде предложил Леони руку, и они вместе отправились в соседний салон, где он предложил ей бокал миндального напитка. Четверть часа спустя их там нашла Фанни. Они были очень веселы, и Конде с помощью лорнета объяснял Леони фехтовальный прием.
– Боже, душечка, как можно! – сказала миледи и сделала Конде низкий реверанс. – Мосье, не позволяйте ей утомлять вас, умоляю.
– Но я вовсе его не утомляю, мадам, даю слово! – сказала Леони. – Его тоже мучила жажда! А, вот и Руперт!
В салон вошел Руперт с шевалье д'Анво. Увидев Леони, шевалье наморщил лоб.
– Кто? Кто? Кто? M'sieur, on vous demande[150].
Конде жестом отстранил его.
– Мадемуазель, а обещанная мне награда?
Леони с милой улыбкой отколола фиалки с корсажа и отдала ему. Конде поцеловал ей руку, потом букетик и пошел к дверям галереи, вложив цветы в петлицу кафтана.
– Ну-у! – сказал Руперт. – Черт меня побери!
– Идем, Руперт, – скомандовала Леони. – Проводи меня к мадам Помпадур.
– Нет, провалиться мне, и не подумаю, – учтиво сказал милорд. – Я только-только сбежал оттуда с д'Анво. Тут такая скучища, чтобы ее черт взял!
– Деточка, пойдем со мной, – сказала Фанни, отвела ее в галерею, где оставила на попечение своей дражайшей подруги мадам де Воваллон, а сама отправилась на поиски Эйвона.
В конце концов ей удалось его отыскать под круглым окном, в обществе Ришелье и герцога Нойля. Он сразу же подошел к ней.
– Ну, Фанни, где малютка?
– С Клотильдой де Воваллон, – ответила Она. – Джастин, она дала Конде свой букетик, а он приколол его к груди! Куда это приведет?
– Никуда, дорогая моя, – безмятежно ответил
герцог.
– Но, Джастин, особ королевской крови нельзя так завлекать! Излишняя милость грозит бедой не меньше ее отсутствия!
– Прошу, не расстраивайся, дорогая. Конде не влюблен в малютку, и она в него не влюблена.
– Влюблена! Только этого не хватало бы! Но все это кокетство…
– Фанни, иногда ты бываешь совсем слепой. Конде забавляется, и только.
– Пусть так! – Миледи пожала плечами. – Что теперь?
Его светлость поднес к глазам лорнет и оглядел галерею.
– Теперь, моя дорогая, я хочу, чтобы ты вернулась за Леони и представила ее мадам де Сен-Вир.
– Зачем? – спросила сестра, вглядываясь в его лицо.
– Ну, я думаю, это может быть ей интересно, – ответил его светлость и улыбнулся.
Когда леди Фанни подвела Леони к мадам де Сен-Вир, та судорожно сжала веер, и даже румяна не скрыли, как она побледнела.
– Мадам! – Фанни заметила стиснутую руку и расслышала быстрый вздох. – Мы так давно не виделись! Надеюсь, я нахожу вас в добром здравии?
– Да, мадам. А вы с… с вашим братом… в Париже? – Каждое слово давалось графине с трудом,
– Да. Вывожу эту девочку в свет, – сказала Фанни. – Не забавно ли? Как летят годы! Могу ли я представить вам воспитанницу моего брата? Мадемуазель де Боннар, мадам де Сен-Вир! – Она отступила на шаг.