Я лишь согласно кивнул, на что Анджей понимающе улыбнулся, показав солидную щель меж верхних передних зубов.
– Пошли мыться, тут под домом вода скапливается, чистая. Пить нельзя, но смыть грязь радиоактивную вполне можно.
– А хватит воды-то?
– Она никогда не кончается. Минут пять проходит, и все как раньше. Чудеса, пся крев!
Поляк снова утвердительно мотнул головой и развел руками. Мы вместе пошли к провалу, где за самопальной изгородью, сколоченной из обломков оконных рам, был вход в дыру, ведущую в подвал. Самое лучшее предположение, которое я смог сделать, это прорыв водопровода, хотя наверняка уже не скажешь. Вода заполняла подвал на две четверти и источала прелые запахи мокрого камня, ржавчины и чего-то еще. У стены, возле самой дыры, прямо на земле лежали два алюминиевых таза и эмалированный ковш. Анджей повесил ружье и патронташ на выступающий из стены обломок арматуры и зашел в воду по колено. Увидев, что я стою у кромки воды, приглашающее махнул рукой:
– Входи, там ковшик у стенки, бери и смывай пылюку-то! Говорю же, через пять минут вода снова будет как раньше.
Взяв белый, когда-то эмалированный ковшик, я вошел в воду и минут десять смывал с одежды, рук и лица дорожную пыль. Вода, так же, как и воздух, пахла затхлостью и болотом. Несомненно, это вода, но словно бы неживая. Даже не так, скорее не мертвая.
После помывки я хотел было вернуться к песочнице, в компанию как-то совершенно не тянуло. Но на полпути меня по общей связи вызвал Гуревич и приказал подняться на четвертый этаж. Причин отвязаться не нашлось, поэтому я снова пошел к дому и, мельком поздоровавшись с фельдшером, поднялся наверх. Охранники помогали невысокой девушке устраивать раненых, хотя покинуть повозку согласились не все. Теперь, уже вволю надышавшись затхлым воздухом аномалии, я понял почему. Всего в повозках на Кордон ехало шесть человек, все тяжелораненые. Двое из них, оставшиеся сейчас в фургоне, так и вообще сошли с ума. Слышал, что они сумели выжить после того, как сфинксы устроили охоту на небольшой отряд старателей. Звери загнали уцелевших далеко вглубь аномального поля, и те просидели, окруженные плазменным пламенем, около пятидесяти часов. Спасение тоже вышло в высшей степени неожиданным: пласт пространства начал неожиданное движение и аномальное поле просто схлопнулось. Бедолаг подобрали идущие из рейда разведчики «Альфы», но оба выживших повредились умом и никого не узнавали. Как и кто оплатил их перевозку в Бреднянск, я не выяснил, однако же, несомненно, спонсор нашелся, ибо страховка – это не для бродячих искателей приключений.
Когда я поднялся на этаж, там были только Гуревич и проводник. Сержант уже установил свой пулемет в нишу у окна с фасадной стороны. Сектор получался широкий, градусов триста. Простреливать можно было все пространство перед домом на глубину полукилометра. Никаких естественных укрытий там нет, кругом ровная как стол степь без оврагов или густых зарослей кустарника, даже деревьев нет. Семен сидел спиной к нам, проводник, не отрываясь от окуляров массивного полевого бинокля, смотрел в ту сторону, куда недавно ушла волна. Горизонт в той стороне был абсолютно черен от череды грозовых смерчей, но до нас не доносилось ни единого звука. Из внешнего мира внутрь вообще ничего не попадало, тишина вокруг была в буквальном смысле мертвая. Даже голоса звучали здесь глуше, словно бы выцветая по мере того, как ты заканчиваешь каждое слово. Сержант присел на корточки возле пулемета, жестом пригласил сесть рядом:
– Антон Константиныч, пока шли, ничего в дороге не приметили?
Гуревич был из Белоруссии, хотя внешне больше напоминал выходца с юга: смуглая кожа, черные волосы и горбатый нос. Исключением были светло-голубые с прищуром глаза, а сам взгляд был цепким, внимательным.
– За нами никто не шел, если ты об этом.
Про свои ощущения я рассказывать особо не стал, каждый тут сможет выдать целый букет фобий, если спросить о предчувствиях.
Но сержант только досадливо прихлопнул рукой по колену и снова спросил, но уже с нажимом:
– Да я ж не про следы! Ну вспомните, может, краем глаза чего видели, а?
Больше всего сейчас мне хотелось прислониться к стене и закрыть глаза. Переход неожиданно вымотал все силы, чего я за собой давно уже не припомню. И поэтому я отрицательно покачал головой, ибо пока рассказывать было нечего.