Улыбка медленно сползла с лица сержанта. Он сложил дважды два и осознал: только что мы просто испытали Судьбу, даже не имея верных полшанса из тысячи, и нам сказочно подфартило. Опережая любые вопросы и возражения, я поднялся и пошел в сторону дома, руки вдруг начали мелко подрагивать, не хотелось, чтобы это кто-нибудь заметил. Успокоив девушку-фельдшера и повидав свернувшегося на матрасе в углу Семена, я поднялся на четвертый этаж и тоже сел, выбрав позицию, обращенную на юго-восток, туда, где все еще полыхало мертвенно-синее зарево неизвестного происхождения. Как я и надеялся, ни излучение, ни ударная волна внутрь «банки» не прошли. Сфинксы знали это, страх гнал животных в единственное безопасное место, и они пошли, позабыв об осторожности и тем более не предполагая, что их место уже занято. Безумие забило инстинкты, только это и некий элемент неожиданности позволили нам одолеть непобедимых до сей поры хищников. Раньше они попадали в руки ученых или простых бродяг только мертвыми, трупы объедали мелкие грызуны, наконец, они просто гнили. Теперь же, если мы опять же дойдем до Кордона, оба охранника и сержант могут вернуться домой обеспеченными людьми. Я трофеев не срезал, ожерелий из когтей душа почему-то не принимала. Опять накатило это неизбывное чувство равнодушия, хотелось просто вот так сидеть и любоваться дуговыми всполохами зарниц на горизонте.
Снова возникло ощущение паучьей сети, медленно сжимавшейся, режущей тело. Кровь вперемешку с холодным потом заливает лицо, и я вижу, как Охотник и Ждущий выводят причудливые па своего последнего танца смерти. Вот паук блокировал выпад когтистой руки, длинные лезвия высекли искры из его брони. Нити паутины режут лицо, кровь залила глаза, и я не вижу ничего, кроме размытых фигур побратима и Ждущего. Плевать на все, Даша где-то рядом. Нужно предупредить…
– Даша, беги! Беги в деревню!..
Послышались приглушенные хлопки, паук дергается и всей тушей разворачивается в другую сторону, заслоняя от меня стрелка. И вот знакомые и от этого еще более громкие щелчки бойка. Патронов больше нет.
– А-ах!..
Это даже не крик, просто бессильный вздох. Но оттого, что я узнаю голос, он становится таким громким, что, кроме него, я больше ничего не в состоянии слышать. Паутина опадает, рассыпается в тлен, и что есть силы я бегу на голос, потому что почти ничего не вижу. Кровь липкой пленкой залепила веки, их с трудом удается разлепить. Мельком вижу придавленного тушей паука Охотника. Побратим, собрав последние силы, раскроил паука от головы до закованного в броню брюха. Но сделал он это, уже будучи мертвым, его желтые глаза погасли, жизнь оставила их. Шатаясь от кровопотери и непонятного жжения в ранах, я вижу девушку. Охотник сумел заслонить ее своим телом, но было уже поздно. Два удара острыми навершиями паучьих лап пробили легкое, но второй не достиг цели, попав чуть ниже сердца.
Какая она легкая, тело словно бы совсем ничего не весит!.. Короткие волосы падают на лицо, я трясущейся рукой силюсь их убрать, кровь капает с пальцев ей на ресницы, глаза открываются.
– Мы… встретились, я же говорила.
Изо всех сил я вглядываюсь в начинающие тускнеть серые глаза. Так долго не видеть этого лица, этой улыбки. Но смерть крадет все краски, губы начинают синеть, из горла девушки вырывается хрип.
– Я убью их всех. Обещаю тебе, никто не уйдет!..
Бледная, в царапинах и ссадинах рука ее тянется к моему лицу. Ладонь тоже в крови, Даша зажимала рану. Кажется, она не слышит, все ее усилия направлены на то, чтобы удержать сознание, еще раз посмотреть, дотронуться.
– Кровь… У тебя кровь на лице.
И кровь на моих губах, ее кровь. В последнее мгновение она замирает, я ловлю ускользающую ладонь своими пальцами и слышу, как по телу девушки проходит судорога. Изо всех сил я сжимаю обмякшее тело, сердце рвет неизбывная дикая боль и ярость. В голове бьется и пульсирует только одна мысль: «Я убью вас всех, никто не уйдет! Всех!..»
Из грезы, больше похожей на кошмар, меня вырывает звук шагов на лестнице. Сон ушел так же внезапно, как и возник. Воистину в странном месте мне довелось очутиться, раз сны вновь возвращаются. Те сорок минут, которые я так называю, никогда не приносят видений, только темноту и небытие. Почему память так избирательна и возвращает именно в тот самый горький момент, который и так саднит каждую свободную секунду? Ноющая боль и одуряющая пустота, оставленные в душе смертью ставших родными людей… даже существа, вообще находящегося за гранью представлений людей об эволюции. До недавнего времени в реальности удерживало это самое чувство летящего без тормозов грузовика, осознание того факта, что следом идут друзья. Беречь то, что осталось. Не дать Зоне перемолоть тех немногих, кто все еще верит в меня. Сняв перчатку, вытягиваю перед собой руку и, сжимая кулак, снова смотрю на проступающие белые шрамы. Кожа вокруг них задубелая, как и раньше, чтобы и они потемнели, обросли загрубелой коркой, тоже нужно время. Нельзя сомневаться, надо просто идти дальше.