В дверях возник силуэт, это был Гуревич. Приглядываясь к теням, очертившим зал, он, заметив меня возле стены, быстро подошел и присел напротив, уперев приклад пулемета в пол.
– Семен все еще в отключке, эта хмарь на горизонте его до печенок доскребла.
Альфовец смотрел выжидательно, в его глазах я читал некую просьбу. Однако как же будет непросто сейчас объяснить, что чудеса – это не моя специальность. Обозу практически хана, это мы оба понимаем.
И все же я поинтересовался:
– Что думаешь делать?
Гуревич отшатнулся, будто бы ему плюнули в лицо. Не таких слов ожидал от меня этот парень после недавних событий, явно не таких.
Однако, быстро взяв себя в руки, ответил:
– Нужно поворачивать назад, неизвестно, что это за хрень впереди.
С одной стороны, парень прав. Если сейчас повернуть обратно, то со временем эта штука впереди, может быть, и пропадет. Вышлют разведку, проложат новый маршрут, и снова до следующего… гм, феномена. Но как быть с тем фактом, что сияние, может быть, не исчезнет никогда? Гроза пришла из ниоткуда и будет торчать тут еще черт знает сколько времени.
Я лишь помотал головой и осторожно предложил:
– Сержант, ты отвечаешь за людей и имущество, это я не оспариваю, и все такое. Но ситуация сложилась непростая, нужно посоветоваться с остальными. Эти двое парней, Стах и Анджей, ходили с Семеном давно, так?
Гуревич отрицательно покачал головой, тяжело вздыхая.
Тон его стал снисходительным, трепет пропал окончательно:
– Понимаю, к чему вы клоните, но тут не все ровно. Ходить-то ходили, но Семен один все приметы знал.
И тут я его подловил, хотя, само собой, такой задачи не ставилось. Просто сейчас нужно показать, что у медали, как обычно, две стороны и талия.
– Ты можешь поручиться, что после свистопляски, которую мы видели, обратная дорога осталась неизменной? Семен-то, может быть, и разобрался бы, а вот нам может не так сильно свезти, нет?
Аргумент заставил альфовца пару мгновений только пыхтеть и переваривать сказанное. Слыша, как ворочаются мысли в его голове, я даже позволил себе снова посмотреть в сторону, на неутихающее зарево.
– Хорошо, тогда как же, по-вашему, нам следует поступить?
Парень не полез в бутылку, не стал употреблять власть, это мне понравилось. Однако шансов на выживание это нам не сильно прибавит. Но что тут поделаешь, если простых решений никогда не случается?
– Нужно поговорить с людьми, посоветоваться со всеми. Сейчас отдохнем пару часов. А потом собирай всех обозников внизу, чтобы раненые не слышали. Им и так не сладко, а про то, что трындец уже близко, знать пока не нужно. Соберемся, померкуем… может быть, чего и нарисуем совместно.
Во взгляде Гуревича читалось сильное сомнение, но, помолчав минуту и прикинув все аргументы, сержант согласно кивнул и снова отправился вниз. Я же, не меняя позы, снова стал рассматривать зарево. Может быть, слишком долго и пристально смотрел, может быть, мозг стал выдавать желаемое за действительное, но зарницы стали мелькать реже. Через какое-то время на этаж поднялся Анджей и принес мне алюминиевую закопченную миску дымящейся гречневой каши с тушенкой. Вынув из бокового кармана штанов завернутую в тряпицу ложку, я машинально поел и, кивнув на прощание сменщику, тоже спустился вниз. Дом призывал из глубин памяти неприятные воспоминания, поэтому, выйдя из подъезда, я стал обходить вокруг здания, отходя с каждым кругом все дальше. Более всего тут не хватало ощущения ветра на лице, запахов степи и просто свежего воздуха. Все это время меня не покидало чувство, будто бы все мы заперты в старый пронафталиненный сундук с никому не нужным барахлом.
– Антон Константиныч!.. Где вы?
Это Гуревич, голос его звучал явно бодрее. Видимо, подкинутая мной идея о совместном принятии решения все же оказалась не так уж и плоха.
– Я периметр обхожу, сейчас буду.
– Хорошо, собрание будет перед входом, у фургонов. Ждем.
Собрались все, кроме Джея, который все еще сидел на фишке, и фельдшерицы, она осталась с ранеными. Наши лошадники вывели животных из дома, что было не так-то просто сделать, учитывая схлынувший адреналин. Сейчас все четыре коняги мерно хрустели овсом в торбах, привязанных к мордам, и на людей внимания не обращали. Никола, мужик неопределенного возраста, сидя на козлах своей повозки, правил какую-то упряжь, а его коллега что-то крутил у левого заднего колеса. От остальных наш главный извозчик отличался тем, что оружия не носил совсем, а лицом более всего напоминал запойного пьяницу, хотя ни запаха, ни характерных ухваток алконавта со стажем я за ним не замечал. Стах, притащивший откуда-то пустой тарный ящик, сидел тут же, прислонившись к борту фургона.