А общество как всегда разделилось. Женщины возмущались «наглостью актрисулек», мужчины обсуждали формы, а затеявший всё это, глава тайной канцелярии Борис Орлов, радовался, что удалось отвлечь внимание публики от скандала с орудовавшей в Москве бандой похитителей детей. Правда, банда успела похитить лишь одного ребёнка, после чего с ними случился капитан Белоусов, но сама тенденция настораживала. Разумеется, были ориентированы все полицейские участки, и агентура, а также задействованы силы других специальных служб, но, чтобы не допустить паники в обществе, и был затеян этот шум в цирке.
Теперь москвичи увлечённо перемывали косточки актрисам и не мешали профессионалам делать их работу.
А разговор князей тем временем плавно перетёк из трапезной в кабинет, где, после всех необходимых реверансов, Курбский перешёл к делу.
— Вы конечно не знаете, что вот уже несколько лет, под Москвой, на реке Химка, у меня работает новейший завод по производству станков. Производство это настолько важное, что там у меня есть постоянный человек от вашей конторы, и десяток штатных полицейских чинов, занимающихся сохранением секретности. И всё было в общем неплохо, но в последнее время, участились аварии, пожары и вообще всякого рода неприятности. А вот третьего дня дошло даже до остановки всего производства. Люди, работающие там, с ног сбились, но выяснить в чём дело не могут. Пришлось внедрить агентов на завод, но ни они, ни платные осведомители, дела не прояснили. — Князь вздохнул, и взял со стола некий документ. — Собственно на это дело уже есть приказ князя Орлова, — Курбский вручил в руки Николаю лист с печатью, — Но я решил, что так, будет лучше. Мне бы не хотелось сводить наши отношения к исполнению приказов.
Князь ещё долго рассказывал о заводе, показывал красочный план размещения цехов и служебных помещений, а также всё о директорате и верхнем эшелоне руководства предприятием.
Покинув дом Курбских, Николай крепко задумавшись поехал к себе, и так же как составлял кинематические схемы механизмов, устроившись в своём кабинете, начал рисовать схему ситуации на заводе и вокруг него. То, что ему рассказал князь, было немало, но для анализа категорически недостаточно. И прибегать к помощи местных блюстителей секретов он тоже не хотел, чтобы не ограничивать себя во мнении.
Первоначальная мысль о внедрении в рабочую среду, была сразу же отброшена. В Канцелярии работали такие специалисты, что не ему чета, и, если у них не вышло, значит и пробовать не стоит. Карандаш выводил затейливые комбинации механических передач, а перед глазами почему-то стоял не совсем механический прибор — а именно аудион изобретённый нижегородским инженером Александром Матвеевичем Понятовым. Звукозаписывающий аппарат, работавший на тонкой металлической ленте. Аппарат имел ламповый усилитель, мог переноситься с места на место и имел отличное качество звука несравнимое с Граммофонами и Патефонами, что уже сделало его сверхпопулярным на радио и в некоторых музыкальных салонах, так как компания Понятова вместе с аудионом продавала и магнитные ленты с записями лучших эстрадных и симфонических исполнителей.
Рука с карандашом замерла, и смяв верхний лист, Николай начал рисовать другую схему, на этот раз электрическую.
Минут через десять, он закончил и некоторое время смотрел на рисунок, пытаясь понять, что де ему в этой истории не нравится, а поняв, сел писать рапорт своему непосредственному начальнику — руководителю Особого управления, генерал-лейтенанту Деникину.
Ещё в сопливом детстве, отец, обучая его всяким премудростям и наукам, всегда отмечал тот факт, что как бы ни был обучен специалист, действующий в одиночку, тот же человек работающий в системе — куда более эффективен. И хорошую систему, никакому гению, на длинной дистанции не перегнать. И именно поэтому вся партизанщина Николая была лишь до известной степени, и лишь там, где касалась нарушения закона, а в остальном, он ничуть не гнушаясь включал всю мощь государственного аппарата.
Аккуратно сложив документы в красивую кожаную папку, капитан вышел из дома и сев в машину, поехал на Воскресенку, где располагалось основное здание Канцелярии.
Кабинет начальника Особого Управления имел даже не два, а целых три выхода, так что Николай пришедший в приёмную на втором этаже, никого не встретил. Официальная приёмная была этажом выше, а снизу, из московских катакомб в кабинет начальника вела узкая железная лестница, которой пользовались люди в высшей степени скромные и пожелавшие остаться незамеченными.