Всеволод наблюдал за младшим братом Нефалимом, глухонемым двоюродным братом Захаром и пятнадцатилетним сыном Мишей, которого дед приказал «приучить». Помимо грубого нрава, Латыповы были известны своим телосложением, как у циклопов: Рост Всеволода, Нефалима и Захара приближался к двум метрам, а Мишин был уже за сто восемьдесят пять. У них были большие мозолистые руки с пальцами, утолщенными от тяжелой работы в поле, широкие плечи и сила, как у быка, — можно было подумать, что они появились из самой толщеи этих скал.
Кивнув подбородком, Всеволод отдал приказ брату, который направился в овчарню и вернулся, таща за ухо овцу. Глава семьи подошел к животному и нанес ему два удара ножом по бокам. Овца начала отчаянно блеять, привлекая внимание в доме, где примерно через десять секунд зажегся свет.
Нефалим отпустил животное и показал двоюродному брату, чтобы тот спрятался.
Дверь открылась, и из нее, позевывая, вышла Жанна с ружьем в руках.
— Кто там? — спросила она темноту сонным похмельным голосом.
Следуя указаниям отца, мальчик подошел к дому.
— Миша, — ответил он.
— Кто? — спросила Жанна, сделав шаг вперед, как будто она не слышала.
— Михаил Латыпов, — повторил он.
Луна освещала ее иссиня-черные волосы — отличительный признак ее рода.
— Что вам надо?
— Наказание, — ответил мальчик.
Жанна рассмеялась ему в лицо.
— Ты один? — спросила она, не опуская оружия.
— Нет, — ответил вместо него Всеволод, появляясь из темноты.
Он схватил ружье одной рукой, чтобы вырвать ее у женщины, а другой схватил ее за шею и бросил на землю, как обычный мешок. Захар в мгновение ока навалился на нее и приставил лезвие ножа к ее горлу.
Иосиф с проклятиями выскочил на улицу, и Нефалим, быстро накинув ему на шею петлю, повалил его на землю.
Всеволод потащил их на руках к большому тополю на краю поля. Цуриковы дергались, как животные перед бойней, изо рта у них шла пена, когда они пытались ослабить укус пеньковых веревок. Нефалим и Захар подвесили Иосифа к ветке дерева, заставив его стоять на цыпочках, чтобы не задохнуться; чтобы он замолчал, ему в рот засунули тряпку. Жанну привязали к подножию большого ствола. Веревка была так туго натянута, что у нее перехватило дыхание. Она побледнела, понимая, что их ждет впереди.
— Просто скажите мне, почему, — глухо спросил их Всеволод.
— Ты прав, Сева, — пробормотала Жанна. − Мы собирались сжечь остальные поля, клянусь.
— Лгуны, — ворчал Нефалим, склонившись над ними, как дуб. − Не принимайте нас за дураков…
— Посмотри на себя, ты плачешь и просишь прощения, — шипел Всеволод.
— Пожалуйста, Сева. Я умоляю тебя…
— Мы отпоем вас.
Он сказал ей это по-караимски, как будто их мог услышать кто-то посторонний.
— Миша, — позвал Всеволод.
Подросток подошел. Его отец достал зазубренный нож с рукояткой из дерева и сверкающим двадцатисантиметровым лезвием. Он вложил его ему в руку.
— Ты боишься? — спросил он мальчика на караимском.
Михаил покачал головой. Его глаза были двумя ледяными осколками. По его позе отец понял, что его сын стремится стать мужчиной. Это вселяло в него уверенность в будущем семьи Латыповых.
— Тогда убей ее.
Прежде чем Жанна успела вскрикнуть, Захар заткнул ей рот тряпкой, заглушив крик.
— Добро пожаловать в ад, — прошептал ей на ухо Нефалим.
Несколько секунд мальчик смотрел на отражение багровой луны на лезвии, которое, казалось, призывало его к насилию, а затем нанес первый удар. Нож вошел в плоть, как в теплое масло. Опьяненный новым ощущением власти, он крепко держал пленницу, обхватив ее шею левой рукой, а правой, как в безумии, наносил ей множественные удары с нарастающей яростью.
— Хватит играть! — упрекнул его отец.
С мастерством мясника мальчик нанес режущий удар по животу Жанны Цуриковой и вздрогнул, когда до его ноздрей донесся едкий запах кишок. Он сделал несколько шагов назад и неподвижно смотрел, как кровь вытекает из распоротого живота и заливает землю, а глаза жертвы догорают, как угли, покрытые пеплом.
Всеволод протянул руку и взял у подростка из рук оружие, выведя того из состояния убийственного транса.