Исподлобья наблюдая за Раданом, Авелин замешкалась, ибо знала: он внимательно её слушает, однако делает вид, что и так знает, о чём она хочет ему рассказать. Он скинул с плеч куртку и, положив её на стул, молча подошёл к столу. Открыв один из ящиков стола, достал конверт и чистый листок бумаги.
– Я приходила сюда, – на выдохе сказала она. – К тебе. В спальню. Без разрешения.
Написав пару слов на листке, он сложил его пополам и положил в конверт. Запечатал.
– Я ничего не трогала. Честно. Только стояла здесь и… Мне было легче.
Радан подошёл к Авелин и встал к ней вплотную.
– Я знаю, – сообщил он спокойно.
В свете луны он казался ей демоном. Но не тем, который пришёл, чтобы уничтожить её, а тем, кто стремился спасти израненную и очернённую убийствами душу. Забрать её в свой Ад, который был ей Раем.
– Я чувствовал твой аромат несмотря на то что ты, открывая окна, пыталась его развеять.
– Прости, – Авелин опустила глаза.
– Тебе не за что извиняться, – в его немного хриплом голосе промелькнули нежность и понимание. – Что же, откровенность за откровенность, – бережно коснувшись пальцами подбородка Авелин, он заставил её на себя посмотреть. – Каждый раз, когда я надолго уезжал, я просил Леона и Велию присматривать за тобой. Всегда и всюду сопровождать тебя. Грубо говоря, следить, чтобы с тобой ничего не случилось.
– Но со мной…
– Ты моё слабое место, – не дав договорить, прервал её Радан. – Я не хотел, чтобы…
– Радан! – опустив гитару на кровать, Авелин крепко его обняла. – Спасибо! Ты… ты… – она была счастлива. Впервые в жизни о ней беспокоились. Оберегали. Сейчас ей казалось, что она может свернуть горы. Может взлететь. Она чувствовала внутреннюю силу, что струилась в каждой клеточке её тела, даря веру, что ничего плохого больше не произойдёт – просто не может случиться.
– Я… что? – теснее прижимая Авелин к себе, Радан коснулся щекой её макушки.
– Ничего, – смущённо отозвалась она, стыдясь произнести вслух три заветных слова. – Скажи, – зажмурившись, она с наслаждением вдохнула его запах, – как прошла твоя встреча с Огнианом? – внутри всё сжалось, но она очень надеялась, что Радан наконец-таки сумел найти общий язык с тем, кого привык считать врагом. – Прости, если…
– Авелин, – он угрожающе зарычал, но это рычание её нисколько не испугало, ибо она поняла, с чем оно было связано. – Я, кажется, просил тебя перестать извиняться.
– Если каждый раз при моих извинениях ты будешь так рычать, то, – она уткнулась носом в его грудь, – я никогда не прекращу этого делать, – её губы искривились в улыбке. – Мне нравится… – не успела она договорить, как Радан стал щекотать дыханием её шею, аккуратно покусывая.
– Тогда я буду…
– Прекрати! – рассмеявшись, она ловко выскользнула из его объятий. – Ты так и не ответил, – как можно серьёзнее. Авелин очень переживала, что если Радан не сумел принять Огниана, то ещё немало бед будет поджидать их на совместном пути. Но, несмотря на это, она точно знала: она будет с Раданом до конца. Даже если он её отвергнет, она не оставит его одного под вуалью Тьмы, что может погубить его душу.
– Запланированный разговор не состоялся, – присев на край кровати, ровно сказал он и жестом пригласил Авелин к себе.
– Что-то пошло не так? – она взяла в ладонь его руку и провела кончиками пальцев по его ногтям, по венам на запястье.
– Можно и так сказать, но это несущественно. Мы перенесли разговор на неопределённое время, но Огниан обещал не приближаться к тебе. По крайне мере пока. Но я слишком хорошо знаю его и на что он способен, – пауза. – Осторожность не помешает. Поэтому, – Радан протянул Авелин конверт, – возьми его и спрячь.
– Что в нём?
– Письмо, – ответил Радан. – Оно на тот случай, если Огниан нарушит данное мне слово. Если он решит нанести удар по мне через тебя, ты должна сказать ему, что есть адресованное мной ему письмо, связанное с… – он нагнулся к её уху и почти неслышно продолжил: – Лалой. Он поймёт, потому как его давно гложет один вопрос, – немного отстранился. – Это письмо, а точнее, то, что написано в нём, способно изменить если не всю его жизнь, то по крайне мере некоторые его мысли и чувства. Он может не поверить твоим словам, поэтому, пташка, – его лицо ожесточилось, – будь готова, что он захочет убедиться в наличии письма через твою кровь. Но запомни одно: ты не должна его читать. Пока вы будете ехать за письмом, у меня будет немного времени. Порой и несколько секунд могут спасти сотни жизней.
– А если он сочтёт, что это ловушка?
– Он же неглуп. Знает, что тобой я не стал бы рисковать. Ибо, если я не успею, он прочтёт письмо, и ты… Ты в любом случае будешь в безопасности.
– Почему я тогда не могу узнать сейчас, что находится в письме? Это не из-за любопытства…
– Если я успею, я не хочу, чтобы он знал ответ на свой вопрос. Для начала он должен… – прервав самого себя, мужчина задумчиво посмотрел в сторону.
– Радан, – Авелин затеребила конверт в руках, – я не думаю, что Огниан настолько плох, как ты считаешь, – она положила письмо в карман юбки.
– Защищаешь его? – холод и спокойствие.
Авелин растерялась, испугавшись, что она ненароком коснулась той грани, которую нельзя тревожить.
– Защищаешь… – уверенность. Радан замолчал, став на некоторое время неподвижным, почти что неживым. Лишь только его глаза ярко вспыхивали, когда он изредка моргал.
– Нет. Нисколько, – собравшись с мыслями, Авелин помотала головой. – Я в это верю, – заминка. – Он часть тебя, а ты – часть его, – её голос упал до шёпота. – Прими это. Прошу. Ради нас.
– Уже учёл, – протягивая ей гитару, апатично отозвался Радан. – Но это не решает проблемы.
Авелин хотела произнести «Ошибаешься!», но не осмелилась. Она уже прежде делала несколько попыток открыть ему глаза, но каждый раз, когда это происходило, он то ли игнорировал её слова, то ли не слышал. А сейчас он её и вовсе не понял. Или просто сделал вид, что не понял. Серая, как погода за окном в ноябре, грусть медленно потекла по жилам Авелин. Но стоило ей только заглянуть во вновь наполненные неподдельным теплом глаза Радана, она невольно улыбнулась.
– Я буду с тобой, что бы ни случилось, – одними губами произнесла она.
– Спасибо, – он склонил голову набок. – Не волнуйся. Всё будет хорошо, – ободряюще обнял её за плечи, но в этом жесте Авелин уловила не только ободрение.
Мужчина не собирался скрывать не только чувство собственности, но и также того, что он не отдаст её «брату». Она его и только его. А это, как поняла Авелин, может означать лишь одно: ещё немного времени, и война возобновится, даже несмотря на то, станет ли она дорога Огниану или нет.
– Я тебе верю, – коснувшись струн гитары, Авелин несмело начала играть мелодию, что ассоциировалась у неё с Раданом. Она старалась вложить в неё как можно больше тех нежности и трепета, что переполняли её душу, однако и отголоски надрыва и уходящей боли плескались в ней.
Несмело взглянув на мужчину, Авелин тихо спросила:
– Точно хочешь её услышать?
Он кивнул.
Чтобы не сбиться из-за своего смущения и пристального взгляда Радана, схожего со взором тигра, наблюдавшего за ничего не подозревающей ланью, Авелин прикрыла глаза и погрузилась во мрак. Там слышалась музыка и чувствовалось присутствие мужчины, которого она была готова принять любым, даже если он потеряет себя. Она была намерена помочь ему отыскать тот самый выход, что пока скрыт и от неё самой. Она не собиралась без боя сдаваться и уступать Тьме любимого. Она глубоко вдохнула и с придыханием запела:
– Пройдут часы, пройдут года, –
Я пленница твоя навеки, навсегда.
И не боюсь я спрыгнуть с высоты,
Разбить о камни прежние мечты,
Лететь лишь вверх, когда со мною ты –
Есть в этом смысл,
И смысл – это мы.
Пройдут часы, пройдут года, –
Я пленница твоя навеки, навсегда.
И кровью все расписаны холсты,
Уже лишь в памяти тяжёлые кнуты,
А позади меня – гранитные кресты,
Есть в этом смысл,
И смысл – это мы.
Пройдут часы, пройдут года, –
Я пленница твоя навеки, навсегда.
И нет со мною прежней суеты,
Ты не увидел грязной наготы,
Расставил лишь вокруг щиты,
Есть в этом смысл,
И смысл – это мы.
Пройдут часы, пройдут года, –
Я пленница твоя навеки, навсегда.
И больше нет зловещей пустоты,
Из прошлого обрушены мосты,
В моём аду цветы – и это ты.
Есть в этом смысл,
И смысл – это мы.
Пройдут часы, пройдут года, –
Я пленница твоя навеки, навсегда…