Выбрать главу

Часть II. Перекрёсток равнозначных дорог. Глава 6. Лесные забавы

И не печалься о своих грехах: 
Есть ил в источнике, шипы – у розы, 
Приют находят червяки в цветах, 
На солнце пятна есть, а в небе – грозы; 
Безгрешных нет на свете. Вот и я 
Грешу, с тебя снимая наказанье… 

Отрывок из сонета Шекспира № 36. 
Перевод: Игорь Фрадкин.



Радан стоял посреди набережной, за спиной у Авелин, обнимая её за талию. Бесцельно смотрел на утонувший в мохнатом тумане город, сейчас вовсе не кажущийся громоздким: очертания его краёв уже сгладил ластиком вечер. В воздухе, кроме запаха сырости, витала маслянисто-вязкая, пропитанная бензином вонь проезжающих автомобилей. Свет их фар причудливо заигрывал с тенями прогуливающихся горожан. На душе у Радана было безмятежно, так же спокойно, как и на поверхности протекающей внизу реки. Ветер, явно уснувший на руках уходящего солнца, не беспокоил зеркальную гладь воды, а пахнущая грозой тревога убрала на время свои призрачные руки с плеч Радана, который всё-таки сумел ненадолго абстрагироваться и перестать думать о том, что он находится на прицеле у играющих в крестики-нолики Тьмы и Света. 



Опустив голову, он зарылся носом в волосы пшеничного цвета и, почувствовав, как они защекотали его ноздри, невольно улыбнулся. Радан, не будучи сейчас разбитым, как колода неказистых старых карт, молча наслаждался теплом прижимаемой к себе девушки. Пьянел от её присутствия и испытывал дрожь желания от прикосновений пальцев, которыми она едва уловимо водила по его запястьям. 

Лёгкость. 

Мир. 

Жизнь. 

Всё прочее вокруг казалось Радану эфемерным, похожим на один огромный мыльный пузырь-дом, который, едва побеспокой неосторожным дыханием, лопнет. Оглушительно взорвётся, уничтожив пенными ошмётками истинное волшебство. И тогда никакой клей или чудо-паяльник не смогут по мелким скукоженым граням его брызг вновь воссоздать сказку. Вернуть в явь милую, точно сплетённую из перца и шоколада девушку, что верой и любовью растапливала в душе Радана колкий лёд, развеивая скользящую по его жилам стужу. Но осознание того, что всё это – гул улицы, шорох и звон осени, жар нежных рук – реально, будто дарило Радану огненные крылья за спиной. Не было ни дискомфорта, ни смятения. Только мысленный прыжок с моста и полёт вверх, к самому космосу; сквозь тучи и мглу, прямо к звёздам и далёким планетам. 

Поцеловав Авелин в макушку, Радан посмотрел на небо, где, помимо ватных облаков и пустого циферблата ночи, не было видно ни единой звезды. Лишь что-то похожее на шёлковый платочек мелькало поодаль; летело плавно, всё ближе и ближе приближаясь к нему. Сизый голубь, описав в воздухе пару кругов, сел на перила, Радан опустил одну руку в карман куртки. Вынув оттуда горсть зёрен, аккуратно повернул Авелин к себе лицом. Её губы – сочные, как спелая вишня – украшала робкая улыбка, а на щеках играл едва проступающий румянец, свидетельствующий о том, что по её венам течёт свежая кровь. Переплетя пальцы Авелин со своими, Радан поднёс их к губам и, опалив дыханием, медленно поцеловал. Она смущённо потупила взгляд и, посмотрев на носки своих высоких лакированных сапог, чуть качнулась. Не говоря ни слова, Радан раскрыл её ладонь и положил в неё хлебные злаки.