Едва уловимый шорох. Лёгкое дуновение ветра будто пламенем преисподней опалило Радана.
– Что происходило далее, думаю, ты и сама догадаешься, конечно, если чуть умней курицы, на что я очень сильно рассчитываю! – ехидный смех. – Как-никак, мы ведь подруги! Ах да, – точно вспомнив о чём-то, задумчиво протянула Велия. – Поясню ещё кое-что… Вдруг ты не столь сообразительна, – язвительно. – После случившегося с Лалой, Огниан много лет не показывался. Разве что один-два раза в год приходил к сестре на могилу. Отсюда и то, что ты не видела Радана под пеленой. Огниан ту полностью сдерживал. Игры разума… да, были, но не столь часты, как ранее. Однако появление Милены пробудило чёрную дыру и… Сама того не ведая, будучи в зазеркалье, она вызвала Огниана… Всё пошло по кругу, но с утроенной силой и бешеной скоростью. С единственной разницей: Радан не любил Милену, хотя… У него была к ней симпатия. – Велия цокнула языком. – Помнишь, когда ты впервые увидела Анта? Там якобы был ещё и Огниан. Колдун подыгрывал иллюзиям Радана, ведь у него существовали на то свои причины. Догадываешься, какие именно? Должна сообразить, ты ведь не дура. Или дура?.. – она заливисто рассмеялась.
Сотней дюжин тонких и острых коготков пробежавшись вдоль позвоночника, боль раскалённым огненным шарфом обняла Радана за шею и, будто оставляя за собой жгучие следы на коже, продолжила ближе подбираться к вискам. Во тьме, стоящей перед его глазами, промелькнули всполохи молний. С губ сорвался отчаянный приглушённый рык. Шёпот окружающих стал нарастать и в то же время словно тонуть в мёртвой тишине. Радану казалось, будто все его артерии открылись и из них теперь хлещет горящая кровь. Её невозможно было остановить. Она лилась на землю и струйками бежала к ней – к его маяку. Забытые воспоминания, только что цепями приковавшие к себе, расслабили хватку и стали походить на сон. Но не тот, что через час-полтора забываешь, а тот, что навязчив, будто комар в ночи.
Память в орнамент.
Глаза Огниана – в них блеск лихорадочный и безбрежной рекой – кручина, точно остывший кофе с утра и пригубленный в полночь.
Новый и самый беспощадный жестокий толчок боли заставил Радана согнуться пополам и закричать в пустоту. Ему чудилось: забвенье неизбежно.
Губы Огниана – они сомкнуты, сжаты в кривую линию. Уголки их опущены.
Пёстрые ленты порвались, кругом чёрная сеть проводов. Клещи сдавили голову. Невыносимо… Сил больше нет. Ему не вырваться из цепких смертоносных челюстей.
Дыхание Огниана – глубокое, медленное.
Радан упал на бок и инстинктивно поджал колени к груди. Запустил пальцы в волосы. С губ уже слетел не крик, а хриплый, почти неслышный стон. Он был уверен: секунда или две – и он умрёт. Обратится в прах навсегда.
Голос Огниана – едва уловимый и низкий. Он произносит: «И мне больно, брат. Ещё чуть-чуть. Потерпи».
Вязкая трясина из дёгтя кругом. Не за что ухватиться. Грязь. Кровь.
Руки Огниана – на запястьях видны вены. Их много.
Чей-то смех. Радан не понимает, кому он принадлежит, и его это нисколько не тревожит. Лишь бы боль, лишь бы она быстрее закончилась. Он уже потерял себя в ней.
Силуэт Огниана – нечёткий. Он будто отражается в тысяче мутных зеркал. Он повсюду.
Радан оскалился, но, не вытерпев адской боли, будто расколовшей его голову, как грецкий орех, опять истошно закричал.
Вспышка света, и после темнота – тревожная и склизкая. Что-то отпустило… будто вышло из него. Боль мелкими, но торопливыми шажками стала отступать. Радан задышал быстро и часто. Не шевелился, опасаясь, что одно движение – и нестерпимое страдание вернётся.
Медленно растворяясь, мрак заколыхался вокруг.
Кругом было тихо. Настолько тихо, что ему чудилось, будто он слышал пение серебристого лунного света.
Спустя несколько минут, когда боль наконец-то ушла, Радан полностью пришёл в себя. Сжав кулаки, он медленно, неохотно разлепил веки. Мысли пожирала пустота. Почти невидящий, его взгляд остановился на тонкой матовой нити паутины, цепляющейся за надломленную еловую ветвь. Она, танцуя в такт лёгким, едва уловимым порывам ветра, завораживающе поблёскивала в холодных лучах пухлой луны.
Радан закрыл глаза и, выдохнув, резко сел. По шорохам понял, что все четверо недавно замолчавшие – Милена, Зоарх, Тимофей и Ант – отошли в сторону на пару шагов.
Едкая горечь наполнила Радану рот.
Опустошение забило грудную клетку.
Раскаянье крепко обняло за плечи.
Растерянность липко поцеловало в глаза.
Имя Авелин промелькнуло в сознании и…
Любовь потянула за руку. Радан решительно открыл глаза и в двух-трёх метрах напротив себя увидел полупрозрачного Огниана. Сцепив на груди руки, он стоял с опущенной головой, будто не смея поднять взгляда.