– А я бы с удовольствием поменялась с тобой участью, – губы Милены растянулись в лёгкой, пропитанной горечью улыбке.
Велия недовольно хмыкнула.
– Ты не знаешь, о чём говоришь.
– Просветишь? – с надеждой спросила Милена, интуитивно почувствовав, что Велия может рассказать много интересных вещей. Она не станет скрывать или увиливать. Иначе бы её здесь не было. Иначе бы она сюда не пришла. От неё исходила жажда выговориться, словно на покаянии. И в то же время чувствовался чёрный осадок от удачно спрятанной боли и чего-то мрачного. Едкого. Неприятного. Будто Велия притворялась ангелом, будучи коварным и лицемерным демоном, отрицающим своё существо.
Велия кивнула в ответ.
– Я не поддерживаю идею Авелин молчать в тряпочку, – пренебрежительно проговорила она. – Ты одна из нас, хоть и не такая, как мы.
Милена внимательно начала всматриваться в круглое лицо собеседницы, словно пытаясь тем самым запечатлеть в памяти каждый его штрих и найти через него ответы на любые вопросы.
– Какая?
Велия, закусив губу, задумчиво отвела взгляд в сторону. Милена машинально повторила её движения. В очередной раз заметила на столе Радана Священное Писание и цветы, принесённые, по его словам, Авелин. Душистый аромат сирени ненавязчиво щекотал ноздри. Милене, вновь посмотревшей на Велию, показалось, что в душе той начала происходить незримая борьба между безграничным светом и вечной тьмой.
Ворон, до сих пор гостивший в спальне, неподвижно замер на стуле. Его угольные глаза, как две пуговицы, мёртвым взглядом уперлись в Велию. Опустив голову, она зашкрябала длинными ногтями по углу стола. Птица, будто получив условный знак, взмахнула чёрными крыльями и через секунду оказалась на её плече, цепляясь за него коготками. Краска улыбки тронула губы. Щёлкнув ворона по клюву, Велия таинственно тихо сказала:
– Грешная.
В этот момент в комнату без стука зашли Авелин и Леон. Милена сконцентрировалась, стараясь ничего не упустить из вида. Авелин, приподняв слегка подбородок и сложив на груди руки, подошла к Велии.
– Ты уже рассказала? – в её голосе отчётливо слышались нотки упрёка. И будто хлопья снега застелили между девушками пространство.
– Нет, – сквозь зубы ответила Велия и, распрямив плечи, отступила к окну. Открыла его нараспашку. В спальню ударил свежий, промозглый ветер. Ворон, ликующе каркнув, спрыгнул с плеча и улетел. Устремился туда, где свобода – опьяняющая и делающая мир краше.
С застывшей грустью Милена следила за ускользающим силуэтом птицы и задавалась лишь одним-единственным вопросом: будет ли ей воля когда-нибудь? Или навечно перекрёсток двух миров её поглотил?
– И не следует, – решительно отчеканила Авелин. Брошенная оробевшим ветром пара локонов цвета пшеницы скользнула на её худые плечи.
Велия резко к ней повернулась. Милена почувствовала, что кромешная тьма, покрытая толстым слоем льда, затягивала в себя Велию, как в пучину, затмевая ломкие лучи света. Слащаво улыбнувшись, явно чтобы не поддаться секундному соблазну и не выдать тем самым свои истинные чувства, спутница Леона спокойно, но твёрдо сказала:
– Я устала слушать о том, что если Радан умолчал, значит, и мы должны. Он нам не Господин и не Бог!
– Но ведь не зря он не сказал, – не сдавалась Авелин. Но её оборона слабела, во взгляде всё рушилось, как карточный домик. У Милены возникло ощущение, что у Авелин не было больше сил сопротивляться непокорному характеру Велии, у которой определённо была личность напористая, непременно добивающаяся того, что задумала или пожелала. – Должно быть, есть причина.
– Авелин, – закатив глаза, снисходительно произнесла Велия. – Радан и логика вещи несовместимые. – И, чуть помедлив, добавила: – Не каждый его поступок можно понять и уж тем более принять.
Авелин тяжело вздохнула.
Стоявший в дверях Леон скептически искривил губы в полуулыбке. Милена была готова поклясться, что происходящее представлялось ему комичным и изрядно любопытным.
Ей же самой ситуация напоминала увлекательный сюжет некой книги, главы которой нельзя было залпом прочитать за пару часов. Их необходимо было ожидать днями, а возможно, и целыми месяцами, чтобы узнать развязку. Но это лишь подогревало интерес, растягивая удовольствие.