— С чего ты взял? — всполошившись, резко спросила Милена. Её глаза широко распахнулись. — Расскажи... как ты понял… — тяжело сглотнула.
— Все очень просто, — ответил Радан и вновь подошёл к кровати. — В записях не указано имя твоего возлюбленного, кроме одного места, которое я, безусловно, нашёл. Его имя ты зашифровала в стихотворении, — взяв тетрадь в руки и открыв её на той странице, которую он недавно загнул, сделал пару шагов и встал напротив зеркала. — Прочитать? — любезно поинтересовался Радан, но Милена не шевельнулась. Она застыла статуей. Радан повёл плечами. Через мгновение комнату наполнил низкий баритон:
— Дикий как зверь ты, совсем не святой,
Ангел? Нет! Демон! Я буду рабой,
Вечно идущей во тьме за тобой.
И на века будешь ты лишь со мной,
Дерзкий и смелый, мой грешный герой.
Подняв взгляд на Милену, он заметил, как её глаза цвета пепла, остекленев, потонули в чёрно-синих кольцах, грязными лужицами проступивших на коже. Лицо оцепенело и больше походило на маску – безжизненную и пустую.
— Первые буквы каждой новой строки составляют его имя, — захлопнув тетрадь, Радан развернулся и положил её на стол. Чуть помедлил. — Его звали Давид.
Милена напряглась, словно её ударили кнутом по спине и выбили землю из-под ног. Но ни вздох и ни выдох не потревожили её вмиг поблекшие губы, чьи очертания словно стерлись. На лице потерялись краски.
Сквозь наступившую тишину было слышно, как с улицы доносился приглушённый стук ливня, создавая ощущение, что в комнату пытается пробраться нечто серое, отчаянное и безутешное; нечто более минорное, чем сама грусть.
Подойдя к окну, Радан посмотрел во внутренний двор, где стволы деревьев, словно широкие руки мертвецов, с мольбой тянулись из сырой земли к бесконечному небу.
— Я просмотрел список живших в Праге в восьмидесятые годы и нашёл мужчин с таким именем. Дальше было дело скрупулезной отсеивающей техники.
Немая просьба застыла в серых глазах.
— Одним из них оказался порядочный и заботливый семьянин, который совсем недавно стал дедушкой, — Радан прислонился к оконной раме и после небольшой паузы чуть слышно спросил: — Но тридцать лет назад он был другим?
— Он был другим, — эхом вторила Милена. – Нежным, ласковым… Моим. А потом… Он вдруг стал чужим и, — она закусала нижнюю губу, — жестоким.
Радан отстранённо посмотрел на размытую линию слияния неба с кронами деревьев, которые невозмутимо качались над далекой пустыней времени — времени, в которое входят и миг, и вечность. Он смотрел на свинцовое небо и думал, что в жизни всё меняется, без исключения, но лишь оно – время – неизменно. Оно всегда среди людей, они его никогда не потеряют, вот только оно теряет их с каждой новой секундой…
Комната насквозь пропиталась меланхолией с тяжёлым привкусом отчаяния. Радан знал, что сейчас воспоминания, как крысы, выползая из мрака, окружили Милену. У неё был такой вид, словно в неё вонзили кинжал, медленно и с наслаждением поворачивая его рукоятку, а жертва всё ещё не в силах была поверить этому. В её глазах застыла безликая пустота.
— Трагедия и фарс всегда ходят рука об руку, — произнёс Радан.
— Пускай, — смотря в одну точку, словно выжигая некое отверстие в пространстве, одними губами отозвалась Милена. – Но у меня было какое-то время счастье в руках… Я любила.
— Любовь для тебя, — Радан горько усмехнулся. — Это странное, необъяснимое чувство, сжигающее дотла изнутри, ломающее и разрывающее твою волю в клочья, подчиняющее тебя желаниям другого человека, свело тебя в могилу и с треском захлопнуло крышку гроба, — покачал головой. — Любовь тебя погубила.
— Ты не прав.
— Мы оба знаем, что это так.
Он закрыл окно, прикрыл его шторами и молча покинул комнату. Оставил Милену с дождём, который, мягкими пальцами застучал в окно, не рассказывая никому, по кому он так безнадёжно плачет.
Радан принял душ, изгоняя из себя остатки гнева, который всё ещё плескался в его венах из-за непрошеных гостей. Проходя мимо спальни Авелин, которая граничила с его комнатой, сквозь приоткрытую дверь увидел собранную дорожную сумку. Грустно улыбнулся. Сама Авелин, сидя на стуле к нему спиной, что-то усердно рисовала на альбомном листе. Радан неохотно отвёл взгляд и услышал безумный, немного истеричный смех Милены.
Зайдя к себе в спальню, увидел, как Милена, будучи в одиночестве, словно очнувшись от кошмарного сна, с испугом на него посмотрела. Улыбка стёрлась с её лица.