— Ad infinitum, — пауза. — До бесконечности.
Встав со стула, Леон подошёл к кровати и лёг на неё с апатичным видом, не заботясь о том, что его одежда далека от чистоты. После того как он этой ночью случайно получил подтверждение своим догадкам, ему практически всё стало безразлично. Вместо сердца образовалась яма. Предательство заполнило её своей могильной пустотой. Обида зацарапала душу. Боль, пусть и притуплённая, заскользила по венам. Леон знал, он ничуть не лучше той, что его предала, ведь и он сам поступал по отношению к ней недостойно. Но, как Леон смел заметить самому себе, он не ставил под удар друзей, как она. И сейчас задавался вопросом, что лучше сделать: поговорить с отступницей, припугнуть тайком или же всем раскрыть её чёрные карты? При первом варианте он опасался, что таким образом откажется от произнесённой некогда клятвы, при втором... Он все же не хотел её губить, догадываясь, что сделает с ней Радан — их глава с ликом дружеского ангела, скрывающий натуру жестокого демона. Поэтому Леон решил пока молча наблюдать. И если появится явная угроза для той, кого он про себя называл «невинный цветок», только тогда начнёт решительно действовать.
Взбив подушку, Леон положил её под голову и скрестил ноги. Заметил, как лицо Милены озарила улыбка — ясная, будто день, но в следующий миг на её лице мгновенно сгустились сумерки. Он не знал, с чем это было связано, но предположил, что с Раданом. Он видел и чувствовал, как с каждым днём её зависимость от него всё больше крепнет, а она ничего с этим поделать не может. Тупик… Очередной тупик.
— Почему ты согласился быть с Велией? — неожиданно спросила Милена и прищурилась.
Леон приподнял от удивления брови. Его вмиг ставший колючим взгляд словно обволакивал Милену, заставляя не двигаться, но в то же время он, точно смазанными ядом стрелами, прокалывал её, стараясь выявить причину вопроса.
— Если я скажу, — обманчиво сладко начал Леон, — что полюбил её всем сердцем и душой, ты мне поверишь?
— Нет, — помотав головой, твёрдо ответила Милена.
— Почему? — изумлённая улыбка.
— Вы с ней слишком разные. Как скала и тополиный пух, — пауза. — Ты ответишь на мой вопрос? – неожиданно раздражённо спросила Милена и, откинув волосы за спину, сжала руки в кулаки. Черты её милого лица исказились. В глазах точно блеснуло лезвие смертоносного клинка. Губы приняли форму оскала. Теперь Милена напомнила Леону иссиня-чёрный сгусток негативной энергии, от которого волнами исходит опасное напряжение.
— А должен? — невозмутимо спросил он и ладонью провёл по волосам. Заметил, что в них запутались сосновые иглы, когда Радан нанёс ему столь сильный удар в бок, отбросивший на разлапистые ветви.
— Как хочешь, — поведя плечами, сквозь зубы процедила Милена. Коснувшись пальцами висков, она начала их судорожно массировать и часто, глубоко, но сбивчиво дышать.
— Зачем тебе это? — после короткого молчания поинтересовался Леон. Заметил странные перепады в настроении Милены и понял: от этого добра ждать нельзя.
— Считай, что мне скучно, — голос стал более спокойным.
— Я тебе не клоун, — резко. — С Раданом ты другая... — задумчиво. — Позволь мне тебя предостеречь. Не будь с ним груба. Он довольно спокойный, но если вспылит…
— Он ничего не может мне сделать, — она переплела пальцы рук.
— Он может разбить все зеркала в доме, — он пожал плечами.
Милена прерывисто вздохнула и крепко себя обняла. Серые глаза показались Леону потухшими угольками недавно пылавшего костра.
— Расскажешь свою историю? — одними губами и неуверенно.
— Разве только скоротать время, — снисходительно. Перед тренировкой Велия предупредила, чем, возможно, станет интересоваться Милена. Попросила поговорить с неприкаянной душой, потому как ей очень хотелось верить, что однажды, когда-нибудь в будущем, это принесёт свои сладкие, а главное, полезные плоды.
Закинув руки за голову, Леон посмотрел на потолок, на котором память, как на чистом листе бумаги, начала вырисовывать чёрно-белые картинки былого. В тот же миг бездна забытой боли развернулась перед ним, принимая его в свои удушающие объятья.
— Каждую ночь, — начал он, — я видел один и тот же сон, где на меня сосредоточенно смотрели бездонные глаза Натали. Они были янтарные и до жути пустые. Каждый раз, заглядывая в них, я чувствовал лишь одно: всепоглощающий ужас, способный уничтожить меня. Потом кадр резко менялся, и я видел бледное лицо жены и тонкую струйку крови, стекающую из её рта. Столько раз целованные мною губы были потрескавшимися и едва приоткрытыми. В них застыл крик — оглушающий и отчаянный, — Леон прикрыл глаза, полностью отдаваясь во власть того, что было в прошлом и тихо преследовало в настоящем. — Вокруг звенела тишина, а я слышал её вопль и сходил с ума. Пытался закрыть уши, но не мог, оцепенение сковывало тело, стоило мне только посмотреть на свои ладони, где каждая клеточка была покрыта вязкой бордовой жидкостью. Я начинал задыхаться от отчаянья, от горечи утраты и от сокрушительного раскаяния. Слова так и застревали в горле, с губ срывался хриплый стон. А потом на мои плечи внезапно опускались чьи-то холодные женские руки, маленькие и до боли знакомые. Обернувшись, я не успевал увидеть лицо их обладательницы, потому что начинал стремительно падать в бездну... — Леон распахнул глаза и приподнялся на локтях. — Этот сон я стал видеть с тех времен, как умерла Натали, и по сей день он часто меня навещает, но я научился с ним спокойно жить, — откинув голову назад, он посмотрел на картину, и странное тепло разлилось по венам. В который раз ему захотелось сесть напротив художницы, написавшей полотно, и аккуратно поцеловать каждый её палец. Проведя ладонью по лицу, точно прогоняя наваждение, Леон выпрямился и сел. — В ту ночь, — продолжил он, — шёл дождь. Его капли были как град. Небо будто оплакивало свою потерю за нас обоих, пока я, скованный кандалами, сидел на сырой земле подвала и беззвучно повторял один и тот же вопрос: «Почему?». Я никак не мог понять, за что Велия так поступила со мной, зная, как бережно я отношусь к Натали. Ведь ждать оставалось совсем немного… Какие-то пару дней или неделю! Всего неделю! — покачал головой. — Моей жене жить было недолго… — он перевёл взгляд на окно. — Я был предателем и причиной убийства родного мне человека.