Размывая сумерками черту горизонта, ночь незримым куполом накрывала город. В небе зажигались звёзды. Незаметно пустели улицы и парки, один за другим гасли окна домов. Одинокие фонари освещали крохотные островки пространства, в отблесках которых маячили контуры уснувших деревьев. Пара минут, и вот на небосвод взошла бледная луна, светлая и столь яркая, что можно было в подробностях увидеть её дивные, подобные рисункам рельефы. Мир, уходящий в царство Морфея, покрылся серебряной краской. Стало так тихо, что при желании можно было услышать, как ласковый и едва уловимый ветер чуть касался доверчивых лепестков жасмина.
Скрывая под капюшоном лицо, Радан засунул руки в карманы ветровки. Подняв пустой взор к редким облакам, он стоял посреди цветущего сада, на кончике языка ощущая вкус ночи и истинной тьмы. Лёгкий ветер гулял меж крон деревьев и баюкал тонкие кончики травинок. Сосновая шишка, оторвавшись от своих близняшек-сестриц и пролетев пару метров сквозь душистую хвою, глухо стукнулась о тёплую землю и не спеша подкатилась к притаившемуся во мраке серому зайцу.
Позади Радана раздалось чуть слышное шарканье и тяжёлое, прерывистое дыхание. Неожиданно в небо взмыл одинокий ворон. Его крик эхом унёсся вдаль.
— Ты до сих пор неистово веруешь в Бога? — тонкие губы Радана искривились в полуулыбке.
— А ты до сих пор Его гневишь? — остановившись подле его плеча, парировал Тимофей. Радан повернул голову и увидел, как тот сплел пальцы рук за спиной. Не по-старчески пухлые губы, похожие на силуэт молодого месяца, приподнялись вверх. Синие глаза Радана на миг встретились с подёрнутыми пеленой серо-зелёными глазами старика.
— Будь мне открыта любовь Бога ко мне, — Радан посмотрел на луну, — я бы улыбался всякой горести, постигающей меня.
— Господь всегда с тобой, — произнёс Тимофей уверенным, осипшим голосом. — Но Он от тебя не в восторге, — провёл ладонью по своей дряблой щеке. Чёлка со снежной проседью упала на его выцветшие ресницы. — Ты добровольно ушёл от Него. Отказался от Света и принял Тьму.
— В болото упав, нет прока в мыслях о скале, — усмешка. — У меня не было выхода.
— Был, — Тимофей повёл плечами и перевалился на правую ногу, другая, очевидно, у него болела. – И ты прекрасно это знаешь, Радан.
— Умереть, — чуть слышно. — Разве твой пастырь хотел, чтобы я сдался? — из-под угольно-чёрного капюшона Радан колючим взглядом посмотрел на старого друга. — Перестал бороться? — вопросительно изогнул бровь.
— Ты выбрал не тот путь, — Тимофей грустно покачал головой. — И не стоит хулить Бога. Он куда несчастнее, чем все люди вместе взятые.
— Он не оставил мне выбора, — снисходительно. — Я был слаб, а Он не пришёл на помощь.
— Ты не был немощен, — старик закатил глаза и яростно всплеснул руками. — Ты был гневом прельщён!
— Я многое потерял, — в голосе прозвучали непокорность и игривость. Радан улыбнулся. Ему нравилось полемизировать с Тимофеем. Это приятно щекотало ему нервы, возбуждало разум, волновало фантазию, а что если бы… Хотя сам Радан был доволен своим местом в бытие. Считал выбор верным, совершённые ошибки необходимыми, ведь без них он не встретил бы свою кроткую, но обладающую коготками мечту.
— Это не оправдание, — махнув ладонью, Тимофей недовольно поджал губы. На лбу пролегла глубокая морщина.
— Невозможно всегда поступать правильно, – Радан посмотрел на далёкую звезду, которой была безразлична его судьба. Она бесшумно падала в бесстрастном необъятном небе и в последний раз привлекала к себе внимание. — Совершать неверные шаги. Даже если сам их осознаёшь, — немного помедлил, прежде чем произнести: — В этом есть своя прелесть.
Радан повернулся к другу, чья монашеская ряса ниспадала до самых пят. Лёгкий пьянящий аромат шиповника щекотал ноздри. Наступила тишина.
— Ты сегодня снял крест, — после секундной паузы констатировал Радан.
— Я желал быть к тебе ближе, — мягко ответил старец. Радан чуть заметно кивнул и, сделав небольшой шаг вперёд, встал вплотную к нему. Медленно положив свои руки на костлявые плечи Тимофея, неожиданно и резко притянул его к себе. Аккуратно сжал в крепких, стальных объятьях. Серо-зелёные глаза моментально увлажнились. С губ слетел вздох облегчения.
— Всего пару мгновений, — шёпотом произнёс Радан, не выпуская из своих рук хрупкое тело человека. Он чувствовал дивный аромат его крови, которую возраст лишь облагораживал, как дорогое вино, но это не имело никакого значения. Жажду заглушала любовь к беспомощному старику.