— Я доверяю тебе, — прикрыв глаза ладонью, пастырь склонил голову к обманчиво тёплой и уже давно мёртвой груди Радана.
— Но ты же знаешь, что это безрассудно, — Радан неохотно выпустил из объятий друга.
— Опрометчивые поступки дают нам больше уроков, чем мудрые, — уверенно заявил Тимофей и, махнув в сторону небольшой тропинки, предложил немного пройтись. — Я молюсь за тебя каждый день, — опустив взгляд, почти не размыкая губ, прошептал он.
— Бесполезно, — в голосе были нотки стужи и перцового вкуса полыни.
— Я верю, ты найдёшь свой покой.
— Никогда, — прямой ледяной взгляд ласкал верхушки притаившихся во мраке кустарников.
— Нельзя быть таким пессимистом! — нетерпеливо воскликнул Тимофе й и гневно посмотрел на Радана.
— Я, мой милый друг, реалист. В мире нет справедливости, — ухмылка.
— Ты её не ищи, — положив руку себе на поясницу, Тимофей тяжело вздохнул.
— В чём тогда смысл? — замедляя шаг, поинтересовался Радан.
— Для каждого он свой.
— А для тебя суть бытия твоего личного прежняя?
— Да. Молиться за тебя. За людей.
— Ты не живешь своей жизнью, — Радан покачал головой.
Тимофей закатил глаза.
— Я служу Богу, — чётко произнес он.
— Остановимся? — указывая на скамейку, спросил Радан, заметив, что друг начал прихрамывать и держаться за спину. Тот кивнул и, присев, вытянул ноги вперед.
— Когда ты был у врача?
— Поток секунд приносит хворь и забирает её с телом или молитвой. А вера остается, — пауза. — Ты был у меня недавно. Обычно твои визиты раз в год происходят, а порой даже реже. Что-то помимо того, что надо спрятать девушку, которую ты привёз, случилось? Твой взгляд слишком задумчив…
Радан поджал губы и прищурил глаза.
— Я встретил грешную душу. После смерти она не сумела обрести покой.
— Еще один посланник? — Тимофей хмуро сдвинул брови.
— Нет. Душа, застрявшая в зеркалах.
Старец удивлённо посмотрел на Радана. На его лице изумление смешалось с лёгким, еле уловимым страхом.
— Сделка? — одними губами.
— Нет, — Радан покачал головой. — Обычное самоубийство.
Положив руки на колени, он в деталях всё рассказал о Милене, не утаив ничего.
— Ты поведаешь ей о брате? — после лёгкого замешательства неуверенно проронил Тимофей, потерев явно озябшие ладони.
— Зачем?
— Она должна знать правду.
— Это принесёт ей лишние муки, — опустив голову, Радан прикрыл глаза. Воспоминания о былом всколыхнулись в сознании, оставляя грязные отпечатки горечи и сжатой боли в груди. — А я не хочу этого, — почти беззвучно. Он направил взор к молчаливому небу.
— Радан, — Тимофей положил руку ему на плечо. — Это фатальный эгоизм. Пойми, Милена не Виолетта и тем более не Мая.
Радан поджал губы.
Вдох. Дыхание противно увязло внутри, в то время как лицо застыло подобно восковой маске. Всё слилось в одно сплошное серое пятно, утратив даже намёк на краски. Опустошение внутри, словно его поместили в бетонный изолятор. Нет ни света, ни воздуха. Чьи-то острые когти скребут и выворачивают душу наизнанку. В сердце вонзается нечто тупое и медленно, с маниакальностью поворачивается то вправо, то налево. Фрагменты человеческой жизни мелькают перед глазами, как киноплёнка старого фильма, и зовут к себе — туда, куда нельзя вернуться.
… Распевая о солнечном, тёплом дне, звонкий голос синицы доносился с верхушки мирта. Лёгкий ветер нежно ласкал молодую листву высоких и стройных деревьев, пока ярких расцветок бабочки беспечно порхали от одного цветка к другому. Сухой воздух насквозь был пропитан ароматом роз.
На мягкой шелковистой траве, держась крепко за руки, беззаботно лежали пятнадцатилетние Радан и Мая. Они внимательно вглядывались в высокое небо, наблюдая за облаками. Задорные лучи жаркого солнца покрыли румянцем чувствительные щёки Маи. Как для себя отметил Радан, это придавало ей ещё более трогательный и чистый облик.
— Смотри! — радостно воскликнула она, приподнимая руку и указывая на облако. — Оно похоже на глаз! — губы изогнулись в улыбке. — Око вселенной! — широко распахнув иссиня–чёрные ресницы, она засмеялась подобно горному ручейку.
— Оно скорее похоже на учительницу по математике, — не согласившись с Маей, Радан чуть заметно покачал головой и косо улыбнулся, заглядывая в её серые, как свинец, глаза. Незаметно от неё сорвал кончиками пальцев одинокую ромашку.